На этом месте истории, которую по моей просьбе нередко рассказывала моя прабабушка, невестка капитана Николаса Б., я начинал дрожать от возбуждения. Собака залаяла. И если бы только залаяла, три офицера Великой армии Наполеона приняли бы благородную смерть от острых казацких пик или достойно умерли бы от голода, если бы им вдруг посчастливилось уйти от погони. Но прежде чем они успели даже подумать о бегстве, этот роковой и омерзительный пес в припадке рвения выскочил сквозь щель в изгороди. Выскочил и погиб. Голову, как я понимаю, отсекли одним ударом. Известно также, что затем, в мрачном безлюдье заснеженных лесов, когда в укромной низине охотники разожгли костер, выяснилось, что качество добычи крайне неудовлетворительное. Пес был не тощим, а наоборот, нездорово тучным, с подозрительными проплешинами на шкуре. Но убили-то его не ради шкуры. Туша большая… Ее съели… Дальнейшее – молчанье…
Молчание прерывает маленький мальчик, который с уверенностью говорит:
«Я б точно не стал есть собаку».
А его бабушка с улыбкой отвечает:
«Вероятно, ты не знаешь, что это такое – голод».
С тех пор я кое-чему научился. До поедания собак я, конечно, не дошел. Я был вскормлен легендарным зверем, которого на языке ветреных галлов именуют la vache enragée [6]; я питался древней солониной, я познал вкус акулы, трепанга, змеи и неподдающихся описанию блюд из безымянных ингредиентов – но не из деревенского пса из Литвы! Я хочу, чтобы по этому вопросу не было разночтений: это не я, а мой двоюродный дедушка Николас, польский дворянин, кавалер ордена Почетного легиона и т. д. в дни своей молодости съел литовскую собаку.
Лучше б, конечно, он этого не делал. Необъяснимым образом в поседевшем уже человеке все еще живо мальчишеское отвращение к этому поступку. Я не в силах этому противостоять. И все же, коли выбора у него не было, давайте будем снисходительны и вспомним, что собаку он съел в боевых условиях, достойно перенося тяжести величайшего военного бедствия новейшей истории. В каком-то смысле он сделал это во имя своей родины. Он съел собаку, чтобы утолить голод, в этом нет сомнений. Но он съел ее также и повинуясь патриотическому устремлению, в пылу глубокой веры, что все еще жива, в погоне за великой иллюзией, которую подобно ложному сигнальному огню возжег великий человек, тем самым заведя в тупик целый народ.
Pro patria!
В таком свете собака может показаться вкуснейшим и достойнейшим блюдом.
