— Вот подрасти я и хочу. Весь. И чтобы руки на месте были.
Дагур залпом осушил кружку и подвинул его к мальчику.
— Налей.
Курти послушался.
— Я тебя учить, конечно, не буду. Во-первых, бессмысленно, во-вторых, я в людях разбираюсь, и ты из тех, кто учится только на своих ошибках. Вижу, ты уже об этом думал, выводы для себя сделал. Но вот скажи, разве не лучше жить там — Дагур мотнул головой в сторону двери — пусть на холоде, голодным, но без мерзкого ублюдка, который тобой помыкает. Да! С риском! Но, все же мать твою — с ощущением свободы!
Курти слушал молча, без эмоций, обняв кувшин. Затем ответил:
— Вот именно, с ощущением. Самой свободы нет. Только ее ощущение.
Наклонился к Дагуру и едва не вылив на него содержимое кувшина, прошептал:
— Свободы вообще нет. Есть только те, кто в нее верят и стремятся ощутить. А есть те, кто давно понял, что ее нет, а одного ощущения мало. И что на улице, что здесь одинаково хреново. Так вот. Я из тех, кто это понял.
Дагур откинулся к стене.
— Быстро ты повзрослел, мальчик.
— Опять же. Здесь жизнь такая, что взрослеешь быстро. А значит и умнеешь. Потому как те, кто не поумнел, теряют руку. А я хочу быть грустный, избитый, отчаявшийся, но с рукой.
— А что не смоешься отсюда? В смысле из Еловы. Только что спрашивал про острова, про юг. Каждую весну приходящие капитаны мальчишек берут. На грязную работу, конечно, но все лучше, чем здесь.
— Полагаешь, я не думал об этом? Думал. Это же возможность. Если не на корабле юнгой устроится, то хотя бы из города смыться. Где бы ни был, хуже, чем здесь не будет.
— Так в чем дело? Капитаны состязания устраивают, кто по мачтам лучше карабкается — ты даром, что худющий, силы-то есть, я вижу.
Курти вздохнул:
— Они с родителями приходят. Те за них капитанов и просят. Я уже пробовал. Меня не подпустили.
— Я уже жалею, что затеял этот разговор. Что тебе сказать?! Держись тогда.
— За что? У меня ничего нет.
Старик повертел кружкой по столу:
— Даже надежды?
— Почему? Я надеюсь.
Курти еще ближе наклонился к Дагуру и почти шепотом закончил:
— Надеюсь выжить.
— Это не надежда.
— Другой нет. Надеяться можно, если веришь, что жизнь изменится к лучшему. Мне надеяться не на что. Я бы описал тебе мое будущее, да не буду. Хреновое оно. Хочу лишь выжить.
— Что это? Жизнь что ли? Куда уж хуже парень?
С улицы раздался крик. Посетители прекратили гомон и прислушались.
Дверь распахнулась. На порог прыгнул какой-то малый из местных моряков.
