К нему подошел Бьорн:
— Стол у входа освободился, давай быстрее здесь убирай. Что тут?!
И удивленно добавил:
— Сколько жрачки осталось! Наверняка проглоты заморские сидели.
Курти молчал, не зная, что ответить, да и надо ли отвечать?
— Я говорил, что Анна ни хрена готовить не умеет. Только местным жрать.
— Сам себе готовить будешь. Тоже мне господин выискался, еда моя ему не нравится!!! — заорала с другого конца зала Анна.
— О! А я думал ты на кухне торчишь и ложки себе в уши засунула!
— Я сейчас тебе засуну!
— Ой, давай лучше я тебе — и заржал Курти в ухо, — всё она слышит… ты чё замер-то? Давай собирай и пошли.
Он пребывал в отличном расположении духа. И даже стал помогать Курти. Сволочь! И ведь не нарочно это делает, просто надо столы освобождать, для новых посетителей, вот и старается.
Немытую посуду притащили в кухню. Анна в зале, перепирается с кем-то из моряков, если Бьорн сейчас уйдет, то может быть…
В дверях Бьорн посторонился, пропуская входившего в кухню Шмяка.
— Щенок, соскребай остатки жратвы в ведро и пошли за мной.
Курти выполнил приказ.
Вместе с Шмяком они вышли на улицу, пересекли внутренний дворик и вошли в сарайчик. Здесь обитала главная радость жизни Шмяка по имени Рюха. Весила Рюха не меньше центнера, была здорово похожа на своего хозяина, и даже хрюкала также. А уж образ жизни у них был так и вовсе один в один. Жрать, спать и недовольно ворчать по любому поводу.
— Высыпай давай! — буркнул Шмяк, наклонился к Рюхе и бесстрашно потрепал ее за ухом. Это действительно требовало смелости, так как нрав у свиньи был скорей хряковский. Вот и сейчас она пронзительно взвизгнула и попыталась тяпнуть хозяина за руку. Тот ловко отдернул и засмеялся:
— Натерпелась милая, натерпелась. Тяжелая зима была. Во всем себе отказывали, но тебя выкормили. Не раз думал, что все! Пора закалывать. Но ничего выдержали, пояса, конечно, подтянули, но до весны тебя Ряха сохранили. Будет чем клиентов кормить. Да, моя хорошая, тобой, моя милая.
Градус любви в голосе не упал ни на одно деление.
— Высыпай, или так и будешь пялиться?!
Курти наклонил ведро. Остатки еды густо и тягуче перелились в корыто.
— Выгребай, выгребай давай. До последней крошки все… Теперь лезь туда — щели в полу проверь. Чтоб навоз не застаивался. А то накопится…
— Да все равно же колоть ее со дня на день! Чего там убирать…
Курти услышал этот то ли крик, то ли рык и с изумлением узнал собственный голос.
И тут же получил по голове.
