. Остзейский вопрос в императорской России так и остался нерешенным. В 1918 г. эстляндский и лифляндский предводители дворянства «сочли себя вправе, согласно постановлениям ландтагов, вероятно, в качестве прямых потомков германских меченосцев, послать верноподданнические телеграммы императору Вильгельму и просить его о присоединении русских прибалтийских губерний к Германии»
[406]. Но этого не произошло – земли рыцарей стали частью новых прибалтийских национальных государств.
До Первой мировой войны русско-немецкий конфликт оставался преимущественно конфликтом внутриэлитным (в первую очередь внутридворянским, в гораздо меньшей степени – внутриинтеллигентским). Между тем подавляющее большинство немцев, живших на территории Российской империи[407], к имперской элите не принадлежали: они были представителями городского среднего класса и (главным образом) земледельцами-колонистами (места обитания – Юго-Запад, Поволжье, Сибирь). Тем не менее мы не располагаем сведениями о каких-либо масштабных столкновениях в городах или в сельской местности между русскими и немцами, подобных, например, «еврейским погромам» конца XIX – начала XX в. Даже такой пристрастный и тенденциозный автор, как А.А. Велицын (А.А. Палтов), в своей книге, яростно изобличающей вредные последствия немецкой колонизации для России, приводит только один факт подобного столкновения, да и то без указания места, времени и фамилий его участников[408]. Не подлежит сомнению, что таких случаев было немало, но похоже, что ни один из них не становился серьезной проблемой не то что имперского, но даже и губернского масштаба.
То, что русские крестьяне немецких колонистов недолюбливали, – несомненно. Их не могли не раздражать те невероятные льготы, с помощью которых правительство стремилось привлечь «германских землепашцев» (обширные подъемные ссуды[409], заблаговременная постройка домов и даже лютеранских кирх, освобождение от налогов и воинской повинности и т. д.), в то время как «природным русским», по сути, до начала прошлого века вообще всякое переселение гласно или негласно запрещалось. Вряд ли им могла понравиться подчеркнутая отчужденность приезжих от «туземцев» (они не желали учить русский язык, строго сохраняли свою религию и обычаи, практически не вступали в межэтнические браки)[410]. Но так или иначе даже в 1914–1917 гг. в Поволжье и Сибири никаких немецких погромов в сельской местности не зафиксировано
