Именно так должен думать и действовать великий король. Но должно привести пример его самого как наиболее преданного слуги своей короны. Так представлял себя Филипп-Август, особенно во второй половине своей жизни. Его активность неутомима, и, продолжая вести сложную дипломатическую игру, показывая себя храбрым, отважным и одновременно осторожным, он предпринимает работу по внутренней организации, определившей на века характер французского королевства.
Добавьте к этому, что ему везло. Стрела арбалетчика избавляет его от самого опасного противника, Ричарда Львиное Сердце; и это при том, что ему нельзя приписать ни малейшего участия в этом счастливом ударе судьбы. Добавьте к этому необузданную жестокость преемника Ричарда — Иоанна Безземельного, лично причастного к исчезновению юного Артура Бретонского, возможного противника, солидного и поддерживаемого знатью[52]. Неловкие действия самого Иоанна Безземельного восстановили против него знать английского королевства в тот момент, когда интервенция английского короля со всеми силами могла оказаться фатальной для Капетинга. Наконец, вето Иннокентия III помешало ему лично броситься в рискованную авантюру завоевания Англии, однако политика того же папы повернула на альбигойский Юг наиболее авантюрные элементы Севера и Луары, заставив их завоевать его для французского короля.
Все эти выгоды, предоставляемые ему судьбой, оказывались для Филиппа-Августа случайностью, которой следовало было воспользоваться. Это и была «доброта и куртуазность, дарованные Богом». Он превратил их в обычай. Удивительно наблюдать за его дипломатией, действующей между Артуром и Иоанном Безземельным, воздействующей па английских баронов и ловко маневрирующей между дипломатией Святого престола. Этот человек действия, этот храбрый рыцарь, ведущий себя героически при Бувине, сумел ловко, то есть со всей силой юридических аргументов, извлечь все выгоды, предоставляемые ему феодальным правом.
Эта всепоглощающая активность, ловкость в использовании благоприятных случаев принесла удивительные результаты. В сорок два года французский король становится хозяином обширного домена, в котором эффективно осуществляется его власть. Как вполне справедливо отметил один из лучших историков этого периода, слова Людовика Святого «во Франции только один король» сказаны под конец правления Филиппа-Августа[53]. И можно добавить, благодаря Филиппу-Августу.
Этот стремительный подъем капетингского королевства, благодаря тяжкому труду великого короля и обстоятельствам, мог быть эфемерным, если бы преемники Филиппа-Августа оказались посредственными или неумелыми государями. Но, кажется, начиная с этого суверена, капетингская семья с его примером перед глазами не смогла больше компрометировать его труды. Впрочем, среди королей-преемников Филиппа было мало посредственных, но есть великие.
