Мы отступили на пару шагов и оказались под прикрытием недавно высаженных фруктовых деревьев из Нижнего мира, покрытых нежной кисеей мелких кремовых цветочков.
– Что такое творится с Тасей? – немедленно приступил к дознанию я. – Она… она вообще верит, что я – это я?
Вид у моего друга сделался какой-то кислый.
– Да верит, конечно. Дело не в тебе, Леха, она и прежде такой была, еще там, в пещерах. Общается словно через силу, всего шугается, будто ее инопланетяне похитили и собираются сожрать, когда срок подойдет.
– Это она так в лаборатории напугалась, да?
Иван как-то бессильно повел своими могучими плечами, покачал головой:
– Вот это меня больше всего волнует: а вдруг с ней в той лаборатории что-то успели сделать? Ты же знаешь тех чертовых хирургов из Ордена. Тася может и сама не знать, она же под наркозом была.
– Да вряд ли, Печерский ведь к тому времени уже погиб, – пробормотал я. – С чего бы они в суете и спешке стали с ней что-то делать?
Ванька только тяжело вздохнул:
– Вот и я на это надеюсь. Ну, значит, либо посттравматическое расстройство, либо…
– Что?!
– …либо вообразила, что все, кем она дорожила, ее предали, – отрезал Иван.
– В смысле?
– Вот кто ей в этой жизни дорог был? Ты, я да родители. Ты для себя все уже решил, это понятно. Я тогда в квартире сам сделал ей обездвиживающий укол, чтобы приор Гай мог уволочь ее в чертову пещеру. У меня выбора не было, приор был вооружен, и Таська вроде как это понимает. Но в душе, может, считает, что я ее предал, струсил, не сумел защитить. А потом еще оказалось, что с родителями ничего не случилось, как мы боялись… Да они просто забили на нас и бухали в свое удовольствие! Теперь вернулись, но что толку – просто заботливые биороботы.
Ванька в полном расстройстве нокаутировал кулаком воздух. Не зная, как утешить, я хлопнул (очень осторожно) его по плечу:
– Не переживай, Тася обязательно станет прежней. Вот вернутся Соболи, у них обоих ого какой опыт приводить подростков в норму.
– Не знаю, Соболь, может, и спец, – пробормотал Разин. – Но я просто хочу как можно скорее увезти ее подальше отсюда, чтобы ничто не напоминало, чтобы все заново начать.
Я привычно ощутил давление целого Эвереста в районе грудной клетки. Хотел сказать Ивану, что он ошибается: ничего я не решил, но он заговорил первым.
– Слушай, тут такое дело, – начал он, сильно морщась – как всегда, когда тема была ему особенно неприятна. – Я хотел поговорить с тобой насчет твоей Кирки…
