Зверюга успела здорово оцарапать нашего друга и едва не оставила его голышом – футболка и джинсы повисли лохмотьями. Невозможно было понять из-за грязи и обрывков материи, насколько серьезны раны.
– Я отнесу его к Шакракумору! – крикнул я Иоланте, сгребая Разина с травы. – А ты приведи Тасю, только подготовь ее, ладно?
Ответа я не услышал, потому что уже несся в сторону домика Шакракумора. Один раз только глянул наверх, заметив странную тень, которая то отставала, то обгоняла нас. И увидел летящего бирда, который нес пристегнутого к поясу взволнованного лотта, а тот в свою очередь прижимал к груди нечто вроде берестяного короба.
– Несу вам лекаря и лекарство! – бодро проорал биорд.
Это оказалось очень кстати. В доме Шакракумора мы враз очистили и промыли Ванькины раны, потом лотт извлек из своей коробочки местные инструменты и препараты, почистил глубокие порезы и смазал их желтой мазью, мигом остановившей кровь.
– Рекомендую полежать как можно спокойнее в течение пары часов, чтобы раны могли затянуться. К вечеру наш герой будет как новенький!
Причем слово «герой» было сказано на полном серьезе. Потом лотт аккуратно взял правую руку Ивана и приложил ее к своей груди – это был знак глубочайшей благодарности в Нижнем мире. Вслед за ним то же самое проделал биорд, пробормотав:
– Я бы год не смог спокойно спать, поджарь он того бедняжку на моих глазах.
После чего оба удалились. Иван, лежа без движения, разглядывал поросший вьюнком потолок в гостиной Шакракумора и вроде как не страдал от боли. Я присел на край постели, спросил:
– А чего ты махал рукой у него перед мордой?
– Тактический прием, – ухмыльнулся Разин. – Прикинь, эти зверюги терпеть не могут мельтешения перед глазами, у них начинает кружиться голова. Только вчера прочитал об этом – и вот пригодилось. У каждого своя ахиллесова пята.
Последнюю фразу Ванька произнес так, будто имел в виду что-то глубоко личное. Я хотел встать, но друг жестом удержал меня.
– Слушай, я хотел извиниться, – с некоторым усилием проговорил Разин. – Я был хреновым другом в последнее время.
– Да ладно, я же понимаю…
– Не думаю, что понимаешь. Знаешь, я все видел тогда словно через кривое стекло, каждое слово толковал превратно. Тяжело все же быть идиотом, – снова усмехнулся он. – Я ведь серьезно считал, что если у меня есть чувства к Иолке, то это вроде как дает мне какие-то права. А теперь понимаю: всегда можно обуздать себя и не лезть, куда не положено. Так что живи спокойно.
