И наконец это пафосное шествие оборвал громкий хохот великого герцога Гаспара.
Этот низкий, гулко громыхающий рык отдавался эхом над многими полями сражений. Слуги и те, кто пугливей, примолкли, сжались, точно услыхав похоронный звон; иных его властная тяжесть побудила сдавленно захихикать.
Толпа раздалась перед Селиной, открывая прямой путь к великому герцогу и стоявшей перед ним темноволосой женщине-барду. Мельсендре была без маски, хотя лицо ее покрывал обильный грим, к которому прибегали простолюдины, допущенные на собрания знати. Она отвернулась, выражая смущение от только что сказанных слов Гаспара.
Ни единый мускул не дрогнул на лице императрицы, но внутренне она напряглась, ожидая принять и выдержать удар. Селина провела в Игре почти всю свою жизнь. Как бы ни была она готова к бою, как бы тщательно ни продумывала и ни определяла свою тактику, неизменно в один краткий миг она испытывала страх.
Потом этот миг миновал, и вот она уже направлялась к женщине-барду, тайком добавленной в список гостей по велению капитана дворцовой стражи, верного Гаспару. Сэр Мишель уверенно двигался в такт ее шагам, вопреки своему крупному телосложению безупречно выдерживая ритм.
А она хороша, подумала Селина, глядя на Мельсендре. Хороша, но не безупречна. Грим скрывал то, что барду не удалось порозоветь, изображая подлинное смущение, но Мельсендре не смекнула добавить чуточку румян на щеки, дабы в любом случае произвести нужное впечатление на собравшихся вокруг аристократов. Этот крохотный недочет – не ошибка даже, но мелочь, о которой непременно подумала бы сама Селина, – непостижимым образом все упрощал.
– И какой же остроумной шуткой мой кузен вынудил умолкнуть столь прелестный голос? – осведомилась Селина в выжидательной тишине.
Мельсендре неловко замялась, но Гаспар пригнул голову в легком поклоне, едва достаточном для того, чтобы не счесть его манеры оскорбительными.
– Ваше императорское величество, – проговорил он, все еще посмеиваясь, – я лишь указал, что песня этой юной дамы напоминает мотивом «Мабари короля Мегрена».
Знать, окружавшая их, возмутительно развеселилась и захихикала. Улыбка Селины не дрогнула. Первый удар оказался хорош. Песня, которую упомянул Гаспар, была популярна – и совершенно безобидна – много лет назад, когда орлесианцы оккупировали Ферелден. В ней рассказывалось о злосчастном Мегрене, которого император Флориан послал, вопреки его желанию, править Ферелденом. В каждом куплете бедолага комически раздражался из-за различных сторон примитивной ферелденской культуры, в том числе из-за слюнявого волкодава мабари, который сожрал его маску.
