. Он подчеркивает, что живые знаки находятся не только здесь и сейчас, но также в сфере возможного.
И хотя семиозис – нечто большее, нежели механическая эффективность, мышление не ограничивается какой-либо отдельной сферой идей[25]. У знака есть следствие, то есть интерпретант. Это «надлежащее следствие означения, производимого знаком» (CP 5.475). Прыжок обезьяны, вызванный ее реакцией на падающую пальму, служит интерпретантом предыдущего знака опасности. Это свидетельствует о том, что энергетический элемент свойствен всем знаковым процессам, даже тем, которые кажутся исключительно «ментальными»[26]. И хотя семиозис – больше, чем энергия и материальность, в конечном счете все знаковые процессы «действуют» в мире, и во многом благодаря этому они живые[27].
Знаки не происходят из сознания. Скорее, наоборот. Разумом или самостью мы называем продукт семиозиса. «Кто-то», человек или нечеловеческое существо, считающий падение пальмы значимым, является «самостью, которая просто приходит к жизни в потоке времени» (CP 5.421) по мере того, как становится средоточием, пусть и временным, «интерпретирования» этого знака и многих ему подобных. По сути, Пирс придумал неуклюжее понятие «интерпретант», чтобы избежать «ошибки гомункула» (см. Deacon, 2012: 48), когда мы рассматриваем самость как своего рода черный ящик (маленький человек внутри нас, гомункул), который интерпретирует эти знаки, не являясь при этом их продуктом. Самость – человеческого и не-человеческого происхождения, простое и сложное – является и результатом семиозиса, и отправной точкой в интерпретации новых знаков, чьим результатом станет будущая самость. Это точки маршрута в семиотическом процессе.
Эти самости, которые «просто приходят к жизни», не отрезаны от мира; семиозис, происходящий «внутри» разума, по своей сути не отличается от того, что происходит за его пределами. Падающая в лесу пальма служит примером этого живого земного семиозиса, встроенного в экологию разнородных, зарождающихся самостей. Произведенная Иларио иконическая имитация падающей пальмы описывает возможное будущее, воплощающееся затем в том, что он действительно валит пальму. Падение пальмы, в свою очередь, интерпретируется другим существом, чья жизнь изменится вследствие того, что оно воспринимает это падение в качестве знака, требующего ответного действия. В результате возникает весьма опосредованная, но тем не менее цельная цепочка. Она тянется из сферы человеческой речи в сферу человеческого тела и его действий и далее – к событиям в мире, осуществляемым этими материализованными намерениями, например, к таким, как падение дерева, и, наконец, к еще одной физической реакции, вызванной тем, как примат другого вида, сидящий высоко на дереве, семиотически интерпретирует данное событие. Падение пальмы и поваливший ее человек повлияли на обезьяну, несмотря на то, что они физически удалены от нее. У знаков есть земные последствия, пусть их и нельзя свести к физическим причине и следствию.
