Цупу. Я специально оставил высказывание Макси без перевода. Что бы это могло значить? Как это звучит?
Цупу или, как его иногда произносят, растягивая с придыханием последнюю гласную, цупууу обозначает объект, который вступает в контакт с поверхностью воды и затем опускается в нее. Представьте себе брошенный в пруд увесистый камень или тушу раненого пекари, погружающуюся в реку. Вероятно, слово цупу не вызвало у вас в воображении такую картинку (если только вы не говорите на равнинном диалекте эквадорского кечуа). Но что вы почувствовали, узнав его значение? Когда я говорю людям, что значит цупу, их часто охватывает внезапное чувство осознания: «Ах да, конечно, цупу!»
В то же время рискну предположить, что, даже после того, как вы узнаете, что приветствие каусангуичу, которое говорят при встрече с тем, кого давно не видели, означает «Ты еще жив?», у вас не возникнет такого чувства. Без всякого сомнения, носители кечуа чувствуют слово каусангуичу в соответствии с его значением, а со временем такое чувство развилось и у меня. Но почему значение слова цупу кажется многим людям, не говорящим на кечуа, таким очевидным? Каким-то образом цупу напоминает ныряющую в воду свинью.
Как цупу обретает значение? Мы знаем, что такие слова, как каусангуичу, обладают значением в силу своей неразрывной связи с другими словами, посредством исторически обусловленного переплетения грамматических и синтаксических отношений, в присущей только человеку системе коммуникации, называемой языком. Мы также знаем, что значение такого слова зависит от его положения в более широком социальном, культурном и историческом контекстах, обладающих схожими исторически обусловленными системными свойствами. Чтобы прочувствовать слово каусангуичу, мы прежде должны немного разобраться во взаимосвязанной сети, охватывающей все слова, включая каусангуичу. Мы также должны учитывать более широкий социальный контекст, в котором оно использовалось и используется. Антропология уже давно стремится осмыслить жизнь человека в этих меняющихся контекстах, одновременно создаваемых нами и создающих нас. Для антропологии «человек» как существо и объект познания появляется, только когда мы рассматриваем то, как человек встроен в исключительно человеческие контексты – «комплексное целое» («complex wholes»), согласно классическому определению Тайлора (Tylor, 1871).
Но если каусангуичу крепко укоренено в языке, то цупу в каком-то смысле находится вне его.
