Как вдруг набыченный Саня, сделав очередной короткий шаг по резной дубовой доске, ни с того ни с сего оступился и с воем полетел с метровой высоты куда-то назад и вбок, цепляя по дороге и всклокоченного мужичишку; березовый дрын мелькнул над головами, толпа охнула, все смешалось, спуталось, закопошилось одной матерящейся, изумленно-злобною кучей под черным алтарем. Кого-то в этой куче ожгли факелом, кто-то едва не напоролся на свои же вилы; вскинулся тощий кулак над толстым рукавом, бухнул в чей-то ватниковый бок…
Парчовая занавесь за спиною Сергея шевельнулась, и не успел он двинуться, как над его ухом знакомо и ехидно прошелестело:
— Прости им, ибо не ведают, что творят… Еще бы! Эти люди весьма и весьма пьяны…
Учитель выдохнул и обернулся. Призрачный нелюдь был уже тут как тут. Мрачней окружающего мрака, пуская рубиновыми глазами сумеречное кошачье сияние, демон доктора Эспенлауба тихонько парил над полом, сгущался и высветлялся, превращаясь постепенно в прадедушку Аполлона Леонардовича.
Перед алтарем раздался первый хриплый вопль осознания. К нему тут же присоединились другие вопли, и трусливые шорохи, и пораженный сдавленный мат… Один за другим вставали Филаретовы ополченцы с полу, а кто-то не вставая отползал подальше, с торопливой искренностью осеняя себя крестом. С одним из мужиков случилась истерика. Он протяжно взвыл, схватил себя за горло, закашлялся и помчался по церкви. Один Филарет был как будто спокоен. Первое оцепенение быстро отпустило пьяного попа, он размашисто перекрестился и теперь все так же мужественно и одиноко, хоть несколько и дергано, вышагивал по поганому алтарю, потрясая топором и Новым заветом. Чувство реальности окончательно испарилось из косматой головы иерея; он ступал по жертвенному черному столу, как по сцене, ликуя всем проспиртованным нутром своим в предчувствии небывалого подвига. При этом поп гундосо скороговорил:
— Гос-споди, Боже Наш! Велика есть сила Твоя, бесконечна милость Твоя! В годину соблазна, и отвращения, и лукавства уповаем на Тебя, Господи!! Сокруши дланию Своей, мышцою-ю Своей, чресл… тьфу!!! (прости, Господи!!) крепостью Своею сокруши, сокруши лукавого, неверного, покарай отступников, устраши устрашающего мя, устрашающего мя устраши, мя устраша… ши… мя… мя… С нами сила Господня да пребудет! Аминь!!! — сорвался в конце концов на старый универсальный лозунг хмельной иерей.
— Ну и дура-ак… — презрительно пробурчал Аполлон Леонардович, — что ж, он вполне заслуживает своего сана…
