стороне улицы, и она сглатывает, челюсти напряжены.
— Все нормально.
— Похоже, что не все так отлично, — сказал я, присаживаясь напротив. – Иначе ты
звучала бы как Хлоя Энн.
Вера переводит свой взгляд на меня, и ее глаза полны тревоги. Она выглядит
изможденной, лицо землистого оттенка.
— Что случилось? — интересуюсь, при этом мой взгляд метнулся к гостиной, проверяя на месте ли дочь.
— Много чего, — произносит она хриплым голосом. — У меня был плохой день.
— Хлоя Энн в порядке?
Она кивает.
— Да, с ней все хорошо. Мы... поссорились, думаю.
Мои брови поднялись.
— Поссорились?
— Не подрались.
— Конечно, нет, но о чем ты говоришь?
Она тяжело вздыхает, и ее плечи опускаются.
— Все это началось, когда я забирала ее. Я стояла там с остальными. Ну, знаешь, с
родителями. Я приехала рано, так что ждала, пока все закончится. Все дети стояли в кругу
и разговаривали, а мы просто стояли рядом. Все друг друга знали. Но одна девочка
подошла ко мне и начала говорить по-испански. И я не совсем поняла. Я имею в виду, ухватила суть, но сказала ей, что я не очень хорошо говорю по-испански, что еще учусь.
Она спросила, почему я была там. После этого она заговорила по-английски. Я ответила, что приехала за Хлоей Энн.
Она тяжело вздохнула, и мое сердце уже болит, потому что я знаю, куда Вера
клонит.
— И девочка говорит: о, интересно. И я знаю, что она пытается представить себе, что у не говорящей по-испански женщины, такой, как я, ребенок делает в этом лагере, так
что я сказала ей, что это не мой ребенок. И даже после этого все было отлично, ребенок
просто кивнул в понимании и так далее. Но потом эта ебаная сука, которая как бы, блядь, слушала все, о чем мы говорили, подошла со своей сумкой Balenciaga и в лабутенах, со
своим выдроченным йогой телом, и начала быстро что-то говорить на испанском девочке, которая после посмотрела на меня так, как будто я, блядь, белый мусор.
— Мне жаль, — наконец говорю я, но Вера не останавливается.
— И, думаю, все могло бы быть отлично. Я имею в виду, можно только
представить, что говорит эта женщина, но я могу изобразить глухую и сохранить лицо.
Так что я стою там с этой застывшей улыбкой на лице. Потом детей отпустили, и Хлоя
Энн подходит как раз в тот момент, когда эта тетка продолжает выливать все это мерзкое
вранье. Я думала, что это выветрится из ее головы, но не выветрилось, потому что когда
