— Елки-палки, вот нелегкая! — ругался Жора. — Что же может быть в этих мешках?
Георгий Васильевич осветил мешки фонарем, попинал ногой, затем присел и, не раздумывая долго, срезал завязки у самого верхнего. Внутри виднелись аккуратные пачки, упакованные в непрозрачный целлофан. Он поддел ножом бандероль, разорвал пачку и…
Оба ахнули в один голос: на пол посыпались американские доллары. Новехонькие зеленые стодолларовые купюры. В бандероль было упаковано десять пачек. В мешке оказалось пятьдесят таких бандеролей…
— Я покойник… — едва слышно прошептал Георгий Васильевич.
Молча они засунули обратно проклятые пачки, приподняли несколько мешков и положили вскрытый на самый низ. Затем вылезли наружу, Жора вернул оленей на прежнее место, и все показалось им страшным сном…
Испуганные следопыты не замечали дождя и разыгравшейся грозы. На ватных ногах они поплелись в корпус. Здесь было тихо, как в склепе. Затем они вместе долго шли под дождем в домишко на окраине хутора… Потом Аня поила Георгия чаем и даже пыталась приласкать, так ей хотелось утешить бедного стража графских развалин, разгадавшего небезопасную тайну. Но он не обращал внимания на глупые женские уловки и скоро ушел.
До утра Анна не сомкнула глаз. Наутро прибежала соседка и закричала с порога:
— Ты слышала? Жорку нашего, охранника, ну сторожа, зарезали. Всех бомжей повязали… Боже, что делается на свете!.. — И она побежала дальше, голося на всю улицу.
В голове у Анны помутилось. Очнувшись на полу, она не сразу сообразила, что это было. Потом резко вскочила и помчалась в водолечебницу.
За белым забором толпилось уже полсела. Люди гомонили, обсуждая случившееся. Жору, упакованного в пластиковый мешок, грузили в «скорую». Оказывается, нашли его на рассвете с ножом в груди, прямо в солнечном сплетении. Потом выяснилось, что это был не нож, а армейский штык.
Славина молча выслушивала без конца повторявшиеся подробности, затем незаметно отошла в сторону, обошла белый забор снаружи и, миновав оцепленный милицией участок, быстрым шагом направилась к проклятой скульптуре.
От волнения и страха она онемела. Даже под присягой бойкому собкору не удалось бы вымолвить ни слова. Судорога сводила скулы, Анна дышала с какими-то всхлипами. Вот и тенистая аллея, увядшие цветки лунника наклонили свои сморщенные бутоны… Дальше заросли барбариса, ореховая роща и, наконец, поляна…
Ветер с озера относил голоса и шум в сторону. Здесь было покойно и тихо. Вокруг ни души. Аня подбежала к кирпичному постаменту, влезла на него, ободрав коленку, и вцепилась олененку в горло. Голова как влитая сидела на месте. Со стороны корпусов заливался милицейский свисток. Нужно было побыстрей убираться. Только сейчас она сообразила, какой опасности себя подвергает.
