Он молчал, как будто не слышал. Стоял все в том же окаменении.
— Обещайте мне, — потребовала Тамара.
— Не беспокойтесь: я вам обещаю, — устало ответил Курдюмов, не поднимая на нее глаз.
— У вашей квартиры я встретила соседа… из квартиры напротив. Мне пришлось сказать, что я из Госстраха… Извините меня.
— Постойте… — остановил ее Курдюмов. Тамара встретилась с ним взглядом и внутренне содрогнулась: в его глазах застыли стыд и вместе с тем готовность бороться против этого стыда, который навесила на него Тамара. — Ладно, я сам во всем разберусь… — отказался он от каких-то намерений.
В это время на столе зазвенел телефон. Курдюмов не потянулся к трубке. Так Тамара и оставила его одного — со звонками бессердечного телефона.
От мастерской, от дома номер девять она шагала быстро, торопилась на автостанцию — хотелось поскорее уехать из Ясногорска, проклясть и навсегда забыть всю чертовщину этой поездки. Быстрей! Не опоздать на ближайший автобус!
О нет, жизнь умнее и злее, чем люди думают о ней! Солью, видите ли, она хотела вытравить измену, а на тебе средство получше, поверней — муж Курдюмовой! Он свою жену в бараний рог свернет, только намекни… О Господи, не переборщила ли она, явившись в Курдюмову?!
Успокоение и оправдание, однако ж, было: все-таки «не выдала» Светлану Курдюмову подчистую, «ничего лишнего» не сказала. Только, мол, так у них — друг другу глазки строят. Сработала бабья солидарность…
В автобусе Тамара старалась спать. Но бесполезно: не приходили тихие, ровные мысли. Хотя за окном — поле, даль снежная. Все гладко и мирно. Да только у людей в жизни так не бывает.
Наступил февраль, и в полдень уже теплело. Ледяной частокол сосулек, угрозливо свисающий с карнизов, то ли горько, то ли счастливо плакал. Черно и влажно отблескивал после студеной седины асфальт. Молодое солнышко, точно безустанная модница, гляделось в зеркало окон. Но ранние часы отличались крепкими утренниками: в накипи изморози белелись деревья, с паром говорили и дышали люди, каткие застывшие лужи утишали резвость идущих на занятия школьников.
По вечерам тоже настаивался холод. И нынче вечером не в исключение: с потемками прихватило, морозными точками вызвездилось небо, натянуло узорчатым ледком отпотевшие было днем витрины, у людей пар изо рта.
Волосы у Тамары обметало белизной инея — тонкими сахарными проводочками жались они в завитке, выбившиеся из-под шапки. Крохотные капли серебра от растаявшего в студеном воздухе дыхания держались и на бровях. Сама Тамара этого не видела, но эти тонкости мог подметить Олег, который шел рядом. Он много говорил, словно в проталины молчания утекала приятность сегодняшнего вечера.
