Портрет в сандаловой рамке | страница 27



— А говорила, чтобы мне отдыхалось спокойнее.

— А как иначе? Больше есть и меньше двигаться. Ты предкам должна румянец полноценный представить и три кг женственности. Я обещала.

— Смотри, смотри! Это он! — Марго подняла руку в алой варежке. — Специально мимо свой детсад прогуливает. Руками машет, словно ландшафт показывает. А это он мне воздушные поцелуи посылает! Конспиратор мой… Штирлиц…

— То Майкл, то Штирлиц. Или их уже двое? — съязвила я от зависти.

— Их — один. С фамилией Майков. И при этом вылитый Майкл Дуглас, ты заметила?

— То, что ты Дугласа обожаешь, заметила. А вот Штирлица внизу хорошенько не разглядела. В общих чертах все в порядке — рослый, плечистый.

— А какой страстный! Способен ради своей Марго на всяческие безумства. Представляешь, приобрел где-то на грузинском рынке старинный серебряный перстень. Страшный такой. Простое кольцо. И сам выцарапал внутри мои инициалы — М и В. Теперь вообще с пальца не снимает. Говорит, окольцован на всю жизнь. Вот такой романтик.

…Я притихла, скрывая разыгравшуюся зависть, ранее посещавшую меня чрезвычайно редко. Ведь противно же сознавать, что и мои инициалы «В» и «М» — Вера Михайлова. Но почему-то в мою честь никто не жег руки, не высекал камни и даже не корябал стену в подъезде. Разве не завидно? Хоть чуточку? А когда он внизу стоял — загорелый, светловолосый — и руками махал, перстень, значит, этот показывал и воздушные поцелуи посылал, так и хотелось вскочить и послать поцелуй в ответ… Рассмотреть мне его толком не удалось, но впечатление осталось волнующее. Наверное, потому, что в те дни я особенно много думала о всяческих амурных историях.

Вы же представляете себе обстановку курорта? Народ целовался за каждой елкой, насыщенность воздуха страстными флюидами была такая, что стоило бы надевать респиратор, чтобы не заразиться. Я не предохранялась и словила вирус. Вирус чужой страсти. Надо сказать, тренер Аслан, великолепный экземпляр жиголо, так профессионально и мощно обжимал меня, показывая правильную стойку на лыжах, что я даже размечталась по поводу его мужественной персоны. Но Аслан, как назло, утратил интерес к финансово скромной и не способной на безумства ученице. Я видела его вечером танцующим в ресторане ламбаду с такой мощной красоткой… Вообразила, какая их ждала ночь. И Франсуаза Саган писала о том же…

Но если бы только юные искушения соблазна… Нет. Тогдашнюю Верочку мог только капитан Грей умчать к великой любви. Кроме домбайского разгула плоти, было и нечто другое, смутное, как сон, и неотвратимое, как предначертание. Лес в юном оперении, дальний вальсок и насмешливый мужчина с печальными глазами и зорким фотоаппаратом. Была наша любовь такая, что ввек не разлучить. А разлучила смерть. Однажды я умерла на его руках. И было это так необъяснимо больно и прекрасно одновременно, что я постаралась спрятать видение в самый дальний уголок памяти.