— Никогда не поздно поумнеть, — ответил ей Маевский серьезно. — Но, к сожалению, мне уже пора. Мое время истекло.
— Вы приходите ко мне только потому, что вам за это платит мой отец.
Понимаете ли вы, что это причиняет мне боль?
— Но вы моя пациентка.
Алексей Маевский мог быть резким, когда считал, что это необходимо для пользы дела.
— Чего вы от меня ждете?
— Вы правы. Я не имею права ждать большего.
— Я бы охотно пришел сюда и не как ваш врач, — признался Маевский. — Может, как-нибудь в воскресенье, когда вам и Роману будет удобно. По-моему, было бы прекрасно отправиться всем вместе куда-нибудь на природу.
— Вы и вправду хотите?
— Вы же сами знаете, Ольга.
Выражение лица Маевского внезапно стало замкнутым.
— Завтра вечером я не приду, у меня неотложное дело. Но не забудьте, что днем придет массажистка. Вы должны быть храброй.
— Все не так плохо. Если бы я только снова смогла ходить…
— Вы этого добьетесь. Это я вам обещаю. Вы только должны проявить волю. Ведь в конечном счете вы вряд ли хотите стать для Романа обузой. А парализованная жена — это тяжелое бремя.
Ольга сильно покраснела. Он называл вещи своими именами. Это ранило. Ее лицо исказилось от наворачивающихся слез, но она все же сдержалась. Доктор Маевский вряд ли бы одобрил, если бы она сейчас разрыдалась.
— Ну как, вы довольны моей дочерью? — спросил Маевского поджидавший его в прихожей Валентин Петрович.
— Да, — ответил Маевский, надевая пальто. — Я очень ею доволен.
Что-то в его словах было не так, и Валентин Петрович спрашивал себя, чего же этот доктор недоговаривает. Он чувствовал, что Ольга была для Маевского чем-то большим, чем просто пациенткой.
— Ольга безгранично вам доверяет, и вы не должны пробуждать в ней ложные надежды, доктор. Если вы разочаруете мою дочь…
— Это тоже одна из моих задач — дать вашей дочери ясно понять, что причина многих ее разочарований кроется в ней самой, а не в других людях. Я считаю, что она начинает это постепенно понимать.
— Ольга прекрасный человек, и я запрещаю вам предъявлять претензии к ее характеру!
Маевский улыбнулся.
* * *
Этим вечером Роман отправился к матери. Уже на лестничной клетке он услышал веселые голоса, которые стали еще громче, когда он открыл своим ключом дверь квартиры. В доме царило большое веселье. Громче всех хохотала Катя. Он на минуту задержался в прихожей, снимая пальто. Затем развернул купленные матери цветы, коротко постучал в дверь и сразу вошел.
Его мать сидела на софе, а справа и слева от нее — Катя и Светлана.
