— Были… Были и второй раз, — опустив голову, проговорила Нина.
— Два раза были? — вскочил я.
— Я бы брюхо жаканом вспорола каждому, кто вошел бы к нам в спальню. Так и отец сказал. Они не посмели.
— Сколько их приходило?
— Первый раз — семь. Второй — человек двадцать. А один, отец говорил, в доме и не появлялся. Отец и мать, кажется, признали его голос.
— Кто же это был?
— Нам не сказали…
— Идемте, Нина.
— Отец уверен, что никакой вы не гуртоправ, а Вася ваш не бухгалтер.
— Даже уверен? Почему?
— Фляжка у вас со спиртом… На ее крышке инициалы старшего лейтенанта, оперуполномоченного из Гуляевки. Я у него точно такую видела. Стреляете вы не как гуртоправ. И в сене ничего не понимаете, коли коров на курек выгонять вздумали…
«Да, вам, конечно, и в голову не пришло, что мы могли убить того лейтенанта, а фляжку взять… — вздохнул я. — К доброму человеку добрые мысли приходят…»
По дороге к дому я спросил:
— Да, что делает дядя Иван?
— Он тропу, которая ведет с северного края, сейчас охраняет.
— Зачем?
— Вы могли убить старшего лейтенанта, взять фляжку, если шли на соединение с бандитами. И должен быть срок, к какому вы должны прийти на встречу. Вы явились, и бандиты тут как тут. Вот отец и встретил бы их в тугаях на тропе.
— Бандиты ночью приходили, — напомнил я.
— Чтоб ночью прийти, топь самую надо засветло миновать.
— Ну а пришли бы сегодня бандиты?
— Убила бы я тебя, — очень просто ответила Нина.
Мы долго шли молча. Я думал: так ли повезло Васе, как мне? Или ему впрямь повезло — старшая не решилась бы сама убить его, потаскала по тугаям да привела под шпор дяди Ивана?
— Вы не говорите отцу, что я вам все рассказала, — попросила Нина, когда, забрав фазанов и уток, мы подходили к хутору.
— Конечно, нет! Зачем же? Дядя Иван сам откроется.
— Не знаю… Впервые я видела отца таким испуганным. Он никогда никого не боялся.
— Еще бы… Остановятся ли бандиты перед убийством старика, десятерых женщин и детей? Не остановятся.
— Но и мы постреляли бы не одного! — гордо сказала Нина.
— Вы могли ни одного и не увидеть…
— Как же так?
— Подожгли бы они ночью ваш дом, да и поубивали вас всех из камыша. Тем оружием, что у вас взяли. — И мне припомнилось полуночное дежурство дяди Ивана. Очевидно, он думал, как и я.
— Отец очень жалеет свое ружье, — помолчав, проговорила Нина. — У него бельгийская трехстволка была. Два ружейных, а третий ствол под винтовочный патрон, нарезной. Не любит жаканов отец.
— Да, пули варварские, — согласился я.
