Опора | страница 27
Пэкстон сократил расстояние между нами за три быстрых шага. Левой рукой я держалась за дверную ручку, а правой доводила себя до ожидаемого оргазма.
— Блять, да, детка. Работай своими пальчиками. М-м-м, да, крошка, — стонал он передо мной, все еще дроча себе, головка его члена касалась моих пальцев.
Я сделала шаг к нему, обвивая руками его шею. Наш поцелуй был эротичным, полным стоном, но он снова отстранился от меня.
— Ты готова? — спросил он, потирая головкой члена по моему пульсирующему клитору.
Я не ответила, потому что была готова. Я больше не могла говорить. Не только слова не могли вырваться из моего рта, но и все мысли исчезли из головы.
Пэкстон похотливо посмотрел на меня, когда я пошла назад в комнату, но последовал за мной к краю кровати. Я обхватила ногами его талию, пока он жестко нападал на мой клитор своим членом. Я кончила первой, самовольно засунув его член в себя, не перебивая идеальный ритм движений на сверхчувствительном интимном органе. Я кончила сильно, испытывая дрожь и сжимаясь вокруг его члена. Пэкстон вошел в меня последний раз, крепко держа меня за бедра обеими руками.
Мне нравилось выражение его лица. Эротичная, сексуальная похоть пропитывала все его существование, когда мы кончали вместе, выпуская напряжение между нашими телами.
Какое-то мгновение мы так и простояли, возвращаясь к реальности.
— Я не понимаю, как ты так внезапно можешь быть беременной? — спросил Пэкстон, все еще находясь во мне.
— Видимо, из-за этого, — ответила я, напоминая ему, куда он только что выпрыснул свою сперму.
— Ну знаешь. Теперь, когда ты сказала об этом, все кажется логичным.
Я нахмурилась, раздумывая, что он имел в виду, пока он гладил мой живот большим пальцем.
— Что логично? Я не вижу в этом ничего логичного.
— Когда ты сказала, что врач поставил тебе диагноз бесплодия, я особо в тебя не кончал.
— Почему?
Пэкстон пожал плечами и ответил правду.
— Наверное, потому что мне хотелось кончить тебе в рот или на лицо, на грудь или живот, куда годно, где...
— Это унижало меня? — выпалила я, не сумев остановить преобразование мысли в слова.
Отвечая, он несколько раз толкнулся в меня.
— Тогда все было иначе, Габриэлла. Это несправедливо.
Ничего хуже он сказать не мог. Я ненавидела, когда он говорил мне о несправедливости. Он понятия не имел, что это значит. У него не отнимали всю его жизнь в одно мгновение, и меня злило, когда он разыгрывал эту карту.
— Дай встать, — сказала я, приподнимаясь на локтях.