Странно было слушать исповедь Митяя. Хотя чему удивляться? Прошедшая война унесла миллионы людей, внесла сумятицу в головы и обесценила само понятие «жизнь». По провинциальным городкам и селениям до сих пор гуляют недобитые банды, привыкшие к раздольному течению дней. В столицу и то иной раз приезжают гастролеры, такие как Меченый сотоварищи. С одной стороны, благодарить надо индуса за уменьшение количества преступников, а с другой — закон есть закон, и не позволено его нарушать ни крестьянину, ни мешанину, ни чиновнику, ни иностранному граждaнину. Так можно дойти до безобразного состояния и уничтожать тех, кто косо посмотрел, в газете неправильную статью опубликовал или среди приятелей рассказал историю про власть предержащих.
4
У Кирпичникова окончательно разболелась голова, и он поручил вести дальнейшие допросы помощнику начальника первой бригады Дорошевичу. Низенький, с залысинами на круглой голове, Алексей Тимофеевич владел голубыми чистыми глазами и неподражаемой улыбкой артиста-сердцееда, а ко всему прочему, тихим вкрадчивым голосом.
— В каком направлении вести, так сказать, наступление? — спросил он у Аркадия Аркадьевича.
Начальник уголовного розыска набросал несколько главных вопросов, а остальное, сказал он, по усмотрению. Ты, Алексей Тимофеевич, делал обыск в магазине, поэтому, мол, знаешь, в каком направлении спрашивать.
Только вышел из камеры допросов — и боль как рукой сняло, то ли духота, то ли рассказы арестованных повлияли. Аркадий Аркадьевич помассировал виски пальцами. Боль не возвращалась. И он распорядился, чтобы к нему в кабинет привели раненного в магазине бандита. Дежурный в ответ напомнил о звонке от генерала Игнатьева. Честно говоря, телефонировать надо, но особого желания не наблюдалось.
Можаев, по прозвищу Свой, вошел в кабинет с висящей на перевязи рукой и до того бледным лицом, что казалось, оно высечено из коринфского мрамора. Обессиленно опустился на стул, стараясь не смотреть на Кирпичникова, при взгляде которого его бросало в дрожь и охватывала паника. Перед глазами стоял дикий взгляд у выхода из подвала, когда у Кирилла закралась мысль, что всё, жизнь сейчас оборвется. Страшен был в тот миг начальник уголовного розыска, страшен и непредсказуем, как почувствовал Можаев.
Аркадий Аркадьевич чувствовал себя хорошо. Не верилось, что головная боль так вот неожиданно пропадет.
— Твое имя?
— Мое? — Свой не ожидал такого вопроса, но не мог сообразить, говорить истинное или соврать.
