Родители Хайди были видными нацистами, но им удалось спастись, и они все время жили на маленьком хуторке на берегах реки Серебряной Рио-де-ла-Плата, и похоронены там в католической земле под швейцарскими именами. Конечно, я могла бы их выдать, потому что однажды видела адрес супругов на конверте, адресованном Хайди, но я была дурочкой, к тому же благодарной ей за то, что она дала мне: со всей суровостью своего отца, начальника концлагеря, она подгоняла меня к тому, чтоб дать самой себе Großorgasmus.
— Никогда не сдавайся! Никогда! — орала она на меня, когда я дни напролет пыталась делать это у себя в комнате.
Но после еще нескольких трудных тренировок в коридоре раздался победный клич, когда она услышала, что я достигла цели. До того момента я ощущала жалкое подобие наслаждения от трения о дверные косяки, седла и ручки метел, но силой своего приказа Хайди открыла для меня пылающую скважину, которая сейчас уже заизвестковалась. Наконец я поняла, что такое секс.
Наверно, Хозяин с Небесного хутора за что-то осерчал на нас, женщин, потому что нам, чтобы ощутить высшее блаженство, требуется старательно тереть свою плоть, а мужчине достаточно только сунуть и вынуть. Воистину, чтобы быть женщиной, надо быть нацисткой!
Я не знаю, что стало с моей Хайди, как и с теми семью тысячами жизней, с которыми я в свое время соприкасалась. Где теперь Боб, где Хартмут Херцфельд — самый красивый человек в земной юдоли? Ой, да что это я, он же умер. В Интернете я вижу, что каждый день в мире умирает количество людей, примерно равное половине исландского народа. Сотня человек умирает каждую минуту, 1,6 человек — в секунду. Чем не показатели скорости мировой истории?
Шестерня времени крутится и с каждым движением давит сотню муравьев, в то время как остальные изо всех сил стараются взбежать на зубец, который идет вверх, вверх по громадному колесу; а те, кто уже сидят в «верхней части», тем временем могут позволить себе «наслаждаться жизнью». Но не успеют они допить до половины свой бокал шампанского, как они вдруг оказываются в «нижней половине», и им приходится спешить, чтобы их не раздавили, когда время встретится с пространством.
Так семь миллиардов муравьев создают кишащую блестящую чернотой «шину» на зубчатом колесе; ближе к земле она толще и напоминает спустившуюся покрышку старого грузовика.
Такова наша жизнь — жизнь людей на земле, которую создал какой-то гений и положил ей пресловутые пределы, именуемые колыбелью и гробом. Жизнь никому не дает расслабиться, кроме меня, а я лежу на своем параличном ложе и даю колесу нести меня вниз — к финалу.
