Боже, только полный болван не поймет, что ему оставили жизнь и не закивает в ответ согласием.
Ничего об этом не зная, Алексей сидел дома и попивал свой вечерний чай.
* * *
Утром, собираясь а службу, генеральный прокурор Геннадий Михайлович Муратов ощутил легкое недомогание. Он вышел на крыльцо своей, недавно достроенной дачи, по привычке хотел вдохнуть полной грудью свежий воздух, тянувший с выстывшей за ночь речки Истры, как вдруг понял — что-то ему мешает дышать. Тугой комок подкатился и застрял возле желудка, а тупая жмущая спазма — то усиливаясь, то ослабевая — прокатывалась влево вверх к плечу.
Отец Муратова — Михаил Николаевич, полковник Советской Армии скончался от прободения язвы в пятьдесят восемь лет. Случись несчастье в городе, отца можно было спасти, но оно произошло на даче и ему ничем помочь не удалось.
С той поры Геннадий Михайлович настороженно относился к поведению своего желудка и остерегался неприятностей, которые тот мог доставить.
Стоя на крыльце и глядя на чистое голубое небо, кое-где тронутое мазками облаков, Муратов осторожно поглаживал грудь и живот, но неприятные ощущения не проходили.
Служебная машина со спецсигналом, маячком-мигалкой, спецномером, короче со всеми неистребимыми остатками привилегий номенклатуры социализма, ждала хозяина у ворот.
Муратов прошел к ней, сел на заднее сиденье, мрачно бросил шоферу: «В город», и тот понял — шеф не в духе. Не оборачиваясь, спросил:
— В прокуратуру?
— В поликлинику.
Терапевт, предупредительная и внимательная Маргарита Ивановна, осмотрела, простукала и прослушала пациента.
— Нет, Геннадий Михайлович. Это не желудок. Это сердечко.
Кардиограмма подтвердила её диагноз.
— Вам бы полежать, — посоветовала врачиха, хотя прекрасно знала — подобные советы воспринимаются больными, только в случаях, когда те и сами уже не могут не лечь. — У вас явное переутомление.
Лекарство, полученное в аптеке, сняло спазм и Муратов с облегчением приказал водителю:
— К себе.
Секретарша — женщина средних лет, не отличавшаяся особой красотой (шашни Муратов на службе не заводил) встретила шефа с обычной заботливостью:
— Изматываете вы себя, Геннадий Михайлович. Вам бы отдохнуть…
— Что поделаешь, Зинаида Федоровна, служим-с…
Муратов прошел в кабинет, постоял у двери, огляделся. Сердце немного успокоилось. Видимо права была врачиха — это от переутомления. Хотя определение страдало некоторой неточностью. Он просто загнал себя, как загоняют лошадь, которую впрягли в телегу с непосильной поклажей и направили в грязюку, заставляя изо всех сил тянуть груз. Именно в грязюку. Потому что она сейчас повсюду, куда ни глянь. Ее замесили и продолжают месить те самые люди, которые ещё недавно орали о необходимости восстановления законности в России в полном её объеме. Вот и сейчас ему предстояло влезть в дело, от которого несло дерьмом…
