Марья Николаевна, кутаясь в большую шаль, стояла у окна, но смотрела с тревогой на входную дверь, поджидала полицейского.
— Господин Путилин! Прошу без предисловий… Перейдем сразу к делу. Что привело вас ко мне?
— Хорошо. Вы знаете о несчастье, постигшем Сергея Ивановича?
— Да, — она держалась на удивление стойко, ни малейшего намека на слезы, только явная бледность выдавала сильное волнение.
— Когда вы узнали об этом?
— Вчера.
— Кто вам рассказал?
— Разве так важно?
— И все-таки?
Она наморщила лоб, пытаясь что-то припомнить.
— Не помню, я вчера слегла от недомогания, поэтому не помню.
— Вы слегли после известия о несчастье.
— Не могу вспомнить, у меня кружилась голова.
— После визита известного вам лица, о котором, как я понимаю, вам не хотелось бы вспоминать, вы сказались больной, — Путилин смотрел в ее глаза и видел, как лицо наливается краской. — Посетившее вас лицо и сообщило вам о несчастье.
Марья Николаевна молчала, но такое молчание было красноречивее слов.
— Скажите, да или нет.
— Да, — совсем тихо произнесла она, что, наверное, сама не услышала своих слов, но Иван Дмитриевич догадался по движению губ.
— Он признался вам в злодеянии?
— Нет, нет, нет, — она пыталась оградить молодого человека от подозрения.
— Но вы догадались, что он замешан в этом деле?
— Простите, — Марья Николаевна опустилась на стоявший рядом стул, если бы не он, девушка упала бы на пол. — Я плохо себя чувствую. Могу я просить прекратить тяжелый для меня разговор?
— Да, Марья Николаевна.
В коридоре Лизе Путилин шепнул:
— Вызови немедленно доктора.
НА БОЛЬШОЙ МОРСКОЙ начальника сыска ждало новое известие. Иван Иванович Соловьев начал проверять столичных изготовителей тростей, но, к счастью или же к несчастью, таковых оказалось немного: мастерские Долганова на Могилевской улице, Квасникова по Петергофскому шоссе и Корди, здесь рядом на Большой Морской по направлению к Исаакиевской площади. Так как последняя находилась ближе всего, чиновник начал расспросы с нее и не прогадал. Мастера господина Корди узнали свою работу, изготовленную по заказу надворного советника Сергея Ивановича Левовского.
— Очередной тупик, — посетовал Соловьев, — с чего начали, тем и закончили.
— Нет, Иван Иванович, — успокоил его Иван Дмитриевич, — в сыскном деле даже тупик помогает распутать клубок. У нас есть подозреваемый, следивший за убитым в течение нескольких дней. Он скрылся, но я не могу ставить на него. От случайностей в нашем деле никто не застрахован, поэтому я просто обязан проверять иные возможности.
