За дверью снова кто-то возится, метет веником. Что ж, крупа под дверью — не самое худшее, что там могло оказаться.
Я набираю в кружку воды и ставлю кипятильник — растворю суп, что ж делать. Тем более, булочки есть, пусть и черствые, но я знаю, как их оживить, просто подержу их над паром, и все. Если бы и остальное было так легко исправить.
Например, вот эта идиотская квартира.
Когда я сюда въехала, то не поняла сперва, почему помещение имеет такую странную конфигурацию, а потом разобралась. Когда-то это была огромная гостиная в добротном и новом купеческом особняке, она занимала почти весь этаж. Впоследствии дом большевики у владельца отжали, его самого, если он не успел сбежать, наверняка поставили к стенке, а дом перестроили и разделили на несколько квартир с длинным общим коридором, темным и пыльным. Каждому жильцу достался кусочек этой гостиной, а на втором этаже у прежних хозяев были спальни, и теперь кое у кого из здешних жильцов там второй ярус, у некоторых даже отдельные квартиры, но у меня вверху совсем не спальня, а крохотная каморка мансарды. Когда-то там, наверное, спала служанка, и под кипами хлама там до сих пор сохранились убогая деревянная кровать столетней давности и колченогий табурет, заляпанный воском. Я, конечно, понимаю, что осталось это богатство, наверное, от прежних жильцов, превративших это помещение в склад ненужных вещей, но гораздо интереснее думать, что спала там, например, нянька, которую специально поселили рядом с «детской».
В моем владении оказалась та часть гостиной, где есть камин — несуразный, очень большой, но и комната изначально была огромная — не просто гостиная, а бальный зал, почти на весь этаж. А в цоколе располагалась так называемая «людская», теперь там ряд отсеков с самодельными перегородками и дверями, в них жильцы прежде хранили дрова и уголь, а теперь хлам и банки с домашними консервами. У меня там тоже есть отсек, и даже ключ к нему мне выдала юркая старушонка, бывшая хозяйка этой квартиры, она все время что-то пыталась мне втолковать, да я не слушала. Я видела только убогую деформированную комнату с высоченным бессмысленным потолком, почти вертикальной железной винтовой лестницей в верхнее помещение и нелепым, трижды ненужным мне камином — а в основном это вот, блин, венецианское окно с небольшим балкончиком над высоким цоколем.
Риелторша Рита заверила меня, что мне сильно повезло. Возможно, с ее точки зрения так оно и было, да и я, когда меня отпускает обида и депрессия, тоже понимаю, что даже такая квартира всяко лучше съемной, и тоскую я не по дому, собственно, а по родителям. Из той ситуации, которая сложилась на момент моего фактически бегства из дома, я вышла, можно сказать, без потерь, потому что всегда была осторожна.
