— Игорь спас меня в Праге, — пытаюсь быть вежливой я, но мне жутко не по себе от того, как они пожимают друг другу руки.
Потому что на пальце Игоря больше нет обручального кольца.
— В Праге? — переспрашивает Артем и чуть крепче, на долю секунды, сжимает ладонь Игоря прежде чем отпустить. — Вы тоже редактор?
— Нет, и близко нет. — Игорь снова немного натянуто улыбается и бегло рассказывает, что владеет небольшой сетью ресторанов. Потом смотри на меня и как будто пытается что-то сказать, но раздумывает. — Ну, раз мы увиделись…
— Я схожу поищу снегурочку, — внезапно говорит Артем, передает мне тележку и просто уходит.
Мы с Игорем смотрим друг на друга, и мне не по себе, потому что раньше нам было комфортно молчать друг с другом или говорить об одном и том же разными словами, а сейчас я чувствую себя под густым обстрелом несуществующих вопросов, ни на один из которых не хочу отвечать.
— Ты развелся? — Слова вылетают раньше, чем успеваю включить тормоза.
Игорь хмурится, но потом видит свой уже не окольцованный палец и рассеянно кивает.
— В процессе. — Он рассеянно проводит рукой по волосам. — Это точно будут не самые приятные воспоминания в моей жизни. Я… хотел тебе позвонить, но подумал, что мы не настолько близки, чтобы ты выслушивала мое нытье.
— Ты же мое выслушал.
Та ночь на набережной, когда мы были близки друг другу, как никогда, снова проносится перед глазами, и я отступаю на шаг назад, потому что кажется — меня вот-вот к нему притянет. Против моей воли, потому что между нами всегда что-то было. Невидимый магнит, поводок, цепь, которая не дает нам отдалиться друг от друга.
— Выглядишь счастливой.
— А ты выглядишь уставшим. — Я снова говорю слишком прямо. — Прости, я… Почему-то немного нервничаю.
— Я тоже. — Игорь как будто снова пытается еще что-то сказать, но раздумывает, и я испытываю огромное облегчение. — Наверное, теперь уже не обязательно подписывать тебе открытку. Был рад тебя увидеть, Женя. И рад, что ты вся… сверкаешь.
— Артем говорит, если гирлянда не включится, я справлюсь вместо нее, — пытаюсь шутить я, но взгляд Игоря внезапно становится совсем непроницаемым, как будто я созналась в страшном грехе, а он не в силах его простить. — Извини, я все же слишком много болтаю.
Наше прощанье напоминает сцену из немого кино: мы больше не говорим друг другу ни слова, просто, удерживаясь взглядами, медленно расходимся, как случайные корабли в огромном океане. И в момент разрыва зрительного контакта я чувствую себя абсолютно несчастной, словно после месяцев эйфории мне в кровь всадили лошадиную дозу концентрата чистого отчаяния. Что-то гнетущее растекается под кожей, ложится уродливыми рваными шрамами на мое счастье. Я не знаю, что это за чувства, но ускоряя шаги, надеясь, что удастся от них убежать. И только в конце отдела, прежде чем Игорь окончательно исчезнет из виду, громко кричу ему в спину:
