— Я понимаю, — киваю в ответ и на этот раз получаю порцию говорящего «я еще не закончил» взгляда.
— Мне нужен не просто человек с кристально чистой репутацией, но еще и, в некоторой степени, «родня». Человек, на которого я смогу положиться, как на себя самого, потому что — буду откровенен — у меня не будет возможности пристально и часто контролировать вашу работу. Хоть, конечно, все мои сотрудники сидят на коротком поводке.
— Что вы хотите знать?
— Могу ли я полностью на вас положиться?
— Разве мы не обсудили это за столом?
Лука придерживает меня за локоть, и я по инерции разворачиваюсь к нему лицом.
Меня внезапно пугает его близость. Так сильно, что инстинктивно пытаюсь освободить руку, но он лишь сильнее сжимает пальцы и выразительно вскидывает бровь.
— Мне не нужны сотрудники с душевными травмами, Евгения, потому что даже уникумы вроде вас, всего лишь люди, а мне нужен профессионал.
— Боюсь, в двадцать первом веке еще не придумали способ для ампутации сердца. Поэтому, Лука, я действительно всего лишь человек.
— Ампутация сердца, — растягивая слова, повторяет он. — Скорее, ампутация чувств. На работе вы нужны мне без слез, соплей и женских истерик. На работе мне необходим безэмоциональный сотрудник, моя правая рука, которая, выходя из дома, оставит в квартире все свое душевно-страдательное дерьмо и отдаст работе свою голову и таланты. Вот за это я плачу шестизначную сумму. И вы должны это понимать. И принять взвешенное решение, иначе станете самым большим разочарованием года.
— Год только начался, — внезапно сухо отзываюсь я. Хорошо, что разговор перетек в это русло, потому что мне тоже есть, что сказать. — Я хочу, чтобы и вы понимали, Лука: мне нужна эта должность. Именно потому, что в моей жизни сейчас все настолько дерьмово, что мне необходима ампутация чувств. И очень жду, что все эти разговоры о полной отдаче и загруженности на двести процентов соответствуют действительности, потому что я готова вкалывать на работе двадцать четыре часа в сутки.
Хотела бы я знать, какое впечатление произвела моя тирада, но у Луки совершенно непроницаемое лицо. На секунду он еще сильнее сжимает пальцы на моем локте, заставляя сглотнуть дискомфорт, а потом отпускает и разрывает расстояние между нами.
— Надеюсь, это был наш последний настолько близкий физический контакт, — без попытки сгладить злость говорю я. — Мне неприятны такие хватания.
— Прошу прощения, но я должен был, — тоже ни капли не извиняется он. И добавляет, на этот раз с официально-вежливой улыбкой: — Добро пожаловать на борт, Евгения.
