У меня никогда не было проблем с тем, что моя мать не принимала моих женщин. Никто никогда не указывал мне, с кем мне быть, не устраивал смотр невест, не проводил мои подругам проверку на вшивость. Но факт: Женя единственная женщина, которая безусловно и во всем нравится моей матери. Я даже уверен, что она влюбилась в нее в тот момент, когда я впервые привел Женю к нам в гости, и Маленькая Женщина вместо того, чтобы показать себя королевой, испуганно и стеснительно спряталась мне за спину. После этого они стали дружны и, хоть думают, что я не в курсе, начали созваниваться у меня за спиной. Так скоро до совместных покупок дойдет.
— Я присматриваю за ней, мам, — немного жестче говорю я. Потому что куда уж больше, если дошло до того, что я заставляю Женю каждое утро мерять температуру и даже примерно выучил ее крайне неровный цикл. — Не надо учить меня быть хорошистом — бесполезно, ты же знаешь.
— Я хочу внуков, — заявляет мать. — А Женя будет хорошей матерью, и она так тебя любит.
Женя как раз спускается по крыльцу с огромной стопкой тарелок и я, беззвучно матерясь сквозь зубы, иду ей навстречу, чтобы избавить от тяжести.
— Ты хоть иногда будешь думать головой, женщина?
— Я просто…
Женя запинается, на мгновение прикрывает глаза и прижимается лбом к моему плечу. Я перехватываю посуду одной рукой, второй щупая ее лоб. Температуры как будто нет, но она и правда какая-то слишком бледная.
— Я в порядке, Тём, — улыбается она, перехватывая мою руку за запястье, чтобы прижаться к ладони губами. — Вчера устала в редакции. Так тяжело работать, когда главный редактор сперва говорит, что ему по душе моя концепция, а когда все готово, орет: «Кто дал вам добро на вот ЭТО, Левитская!»
— Слушай, красавица моя, может ты свалишь уже со своей работы? — Я правда злюсь. Мы вроде как пытаемся сделать ребенка, а она все время на нервах и с недосыпом. — Я хорошо зарабатываю, нам хватит. И ты всегда можешь фрилансить.
Женя делает такое счастливое лицо, что я невольно отступаю на шаг и, не дожидаясь ответа, тащу посуду к столу. Всегда есть грань, за которую я уже давно не пускаю ни одну женщину. Грань между «я» и «мы». Там, где я, нет места ни одной женщине. Это моя хижина в горах, мой несгораемый сейф в швейцарском банке, мой офшор, куда со своими порядками не влезет ни одна женщина. И Женя — не исключение. Не потому что она плохая, нет — она почти полностью соответствует моему идеалу женщины «для жизни» при условии, что я не буду псом на цепи. Просто в мой офшор не влезет никто и никогда. Это — мое правило, мое кредо. Надеюсь, что со временем Женя немного остынет, наберется женской мудрости и мы…
