– Ладно, закрой глаза, – скомандовала она.
Подыгрывая ей, я закрыла глаза.
– Готова? Теперь можешь открывать.
Я открыла и увидела в ее руке чек на сто пятнадцать долларов. Чек, выписанный на мое имя.
– Что это?
– Твоя доля за занятие по макияжу.
Взяв чек, я уставилась на число. А я ведь собиралась сказать ей, что больше не хочу этим заниматься. Однако сотня баксов за несколько часов сидения на стуле в корне меняла дело. Так я быстрее погашу свой долг.
– Все прошло на ура, поэтому мы проведем еще как минимум два занятия, а там посмотрим, как пойдет. – Она вытащила из-под стойки флаер и протянула мне. В правом верхнем углу была моя фотография с накрашенным лицом.
– Ого. Что это?
– Твоя фотография с прошлой субботы. Мне показалось, ты не будешь против.
– Я думала, вы распечатывали снимки для моей… семьи… – Мне не хотелось снова упоминать маму. Это действительно съедало меня изнутри. – Чтобы оценить…
– Они ей понравились?
– Да. Они замечательные. – Это ведь не ложь, верно?
– Прости. Надо было тебя спросить. Просто получилась такая хорошая фотография, вот я и предложила ее Эмбер.
Я еще раз взглянула на снимок. Это просто глупый флаер. Надеюсь, меня никто не узнает. Во всяком случае, мои друзья и братья точно не интересуются косметикой.
* * *
Ночью я снова не могла уснуть. Мой мозг неустанно прокручивал недавний сон. Была лишь полночь – не так уж поздно, – поэтому, когда я выглянула в окно и увидела, что в комнате Брейдена горит свет, то сразу написала ему сообщение:
«Выйдешь?»
Он ответил практически сразу:
«Да, увидимся через минуту».
Я услышала, как вслед за моей дверью закрылась его, и мы синхронно подошли к забору. Он прислонился плечом к доске, и я уловила запах его дезодоранта. Такой знакомый тонкий запах свежести.
– Как дела? – спросил он.
– Так себе.
Я села, прислонившись спиной к забору, и он сделал то же самое.
– Сегодня опять не бегала?
– Да.
– Ты приходишь сюда каждую ночь, когда не бегаешь?
– Нет. Не считая тех двух ночей с тобой, я приходила сюда лишь однажды.
– Нужно было мне написать.
– Было два часа ночи.
– Ну и что?
– Может, я и эгоистка, но даже я испытываю иногда угрызения совести.
Он засмеялся.
Я не знала, почему позвала его. Мне хотелось обсудить с ним что-то важное. Но что? Было приятно разделить с кем-то свой беспокойный ночной мир. Мои братья спали как убитые. Почему мой мозг не может так легко отключаться? Мне было неловко расспрашивать братьев о маме. Я не хотела их расстраивать, ведь они двигались дальше. Может, они двигались дальше благодаря реальным воспоминаниям о ней, в то время как я располагала лишь своим воображением. Почему мое подсознание так болезненно на это реагирует?
