Ночь в лесу, среди свирепых пиратов, что может быть ужаснее? Но Наде с Ваней не было страшно. Они лежали у костра на одеяле, укрывшись сверху вторым, и, прижавшись друг к другу, пытались согреться.
Верёвки остались только на ногах. Но ребята, убедившиеся в тщетности всех попыток избавиться от пут и уставшие за трудный день, даже не помышляли о побеге. К тому же сама обстановка была сейчас какой-то умиротворяющей.
Принёсший им одеяла Рэй Аркан сидел теперь у костра с задумчиво-мечтательным видом. Да и остальные разбойники не казались сейчас ужасными головорезами.
Свэн и Велп, утомлённые своим походом, уже спали, причём Пузырь временами громко всхрапывал во сне, и тогда Блин пихал его в бок локтём. Храп на какое-то время прекращался.
Дил Молчун ловко рубил дрова, мрачный Гах подбрасывал их в костёр. Бармалей что-то горячо обсуждал с боцманом, а Гард Артист тихонько перебирал струны своей гитары. Он уже спел бесшабашно-весёлые пиратские песни, и извлекаемые им теперь звуки были скорее тоскливо-лирическими.
Ваня не слышал стука топора и бренчания гитары. Он забыл, что находится в чужом мире, что он в плену у бандитов, забыл о Славии, о Кольце Судьбы и вообще обо всём на свете.
Ему было необычайно приятно лежать вот так, рядом с доверчиво прижавшейся к нему юной девушкой, ощущать тепло её тела и смотреть на звёзды. Ваню переполняла удивительная нежность и другие, прежде незнакомые, но оттого ещё более притягательные эмоции. Словно в душе его открылись какие-то заповедные тайники, и волны вырвавшихся на свободу нерастраченных чувств захватили всё его естество. А может быть, это и есть та самая любовь?
Прежде Ваня всегда смотрел на влюблённых как на придурков. Он никак не мог понять, почему во всех фильмах и книгах бесстрашные, никогда не унывающие и ни при каких обстоятельствах не теряющие присутствия духа герои, увидев какую-то смазливую женщину, сразу сдавались ей без боя.
Почему суровые воины вдруг мгновенно размякали и опускались до телячьих нежностей?! Почему они начинали мучиться, терзаться сомнениями, ловить каждый её взгляд, а поймав, предаваться, подобно детям, безудержной радости?! Почему они, как дрессированные собачки, бегали за ней и считали за величайшее счастье саму возможность торчать бессмысленными истуканами под её окнами?! Почему они позволяли этой женщине делать с собой что угодно и в любой миг готовы были умереть за неё?! Почему они готовы были сойти с ума от ревности и убить того, кто вместо них получил её мимолётную улыбку?!
