— Ничего, больше народу — лучше праздник, — сказал Борис.
— Праздник молчком. О чем с ними поговорить?
Очкастая что-то шепнула молодой, и та вдруг изрекла:
— Эпоха царь Питер.
Александр уставился на нее, как на диво заморское, забыв о приличиях. Она улыбнулась ему, мило приоткрыв рот, и провела пальцем по нижней губе. Получился этот ее жест двусмысленным, заговорщическим.
— Извините, пожалуйста, — сказала по-русски женщина, сидевшая рядом. — Я — переводчица, а эти две женщины, — она качнула головой направо и налево, — наши гостьи из Западной Германии.
— Это хорошо, что из Германии, — обрадовался Борис. — Мой друг говорит по-немецки.
— Мы это поняли, — улыбнулась переводчица. — И потому попросили разрешения сесть за ваш стол. Вы не возражаете?
— Мы очень рады, — жеманно поклонился Борис.
Александр молчал. Немецкий он и в самом деле немного знал. Не потому выучил, что так уж любил его. Просто в школе, где учился, другого иностранного не преподавали. Потом и в институте пришлось учить немецкий. Хотя в моде был уже английский. Было и еще одно обстоятельство, заставлявшее его оставаться верным немецкому, — письма отца, погибшего в войну. Он еще и читать не умел, а уже знал наизусть эти письма. Мать пересказывала их ему каждый День Победы, каждый день рождения отца и вообще каждый раз, как представлялся случай. До войны отец преподавал немецкий язык в школе и писал в письмах, что знание языка помогает ему бить врага.
«Учи Сашку немецкому языку, — писал отец матери в одном из писем. — Чтобы победить врага, надо знать его…»
— Кроме того, наши гостьи, — снова кивки направо и налево, — заинтересовались вашей беседой о Петре Первом. Дело в том, что…
— Позвольте мне, — с трудом складывая русские слова, перебила ее пожилая немка. Все это время она не спускала глаз с Александра и теперь прямо впилась в него своими большими, казавшимися выпуклыми под стеклами очков глазами.
— Позвольте мне, — в свою очередь перебил немку Борис. Он ловко открыл шампанское так, что и хлопнуло, и в то же время пробка осталась у него в руке, разлил пенящуюся жидкость в бокалы. — Позвольте провозгласить тост за дружбу народов.
Переводчица что-то коротко сказала немкам, и они заулыбались согласованно, пригубили свои бокалы.
— Позвольте мне, — снова сказала немка. — Мы хочем говорить царь Питер. Мы слышал, вы говорил царь Питер.
— Почему именно он? — спросил Александр, поскольку немка обращалась прямо к нему.
— Нам интересно царь Питер, потому что царь Питер начался дружба цвишен, как это? — между русскими и немцами.
