Холодный апрель | страница 86



— Это уже мы.

В нише что-то пискнуло, и сразу дверь щелкнула и сама собой приоткрылась. Луиза засуетилась, бросив вещи на пороге, шагнула в тесный тамбурок. Навстречу сверху катился топот по деревянной лестнице, слышались радостные крики. Значит, все-таки ждали…

Две девочки повисли на руках у Луизы, аккуратненькие, умытые ангелочки лет восьми и пяти, затараторили быстро и непонятно. Вышла сухощавая, как и Луиза, молодая женщина, остановилась на лестнице, терпеливо дожидаясь, когда угомонятся девчушки. Александр узнал ее по фотографиям: Эльза, дочь Луизы, хозяйка этого дома.

Пользуясь тем, что на него пока не обращали внимания, Александр откинул щиток на стене, заглянул внутрь. Обычная кнопка вызова и рядом решеточка переговорного устройства. Все просто и целесообразно. Действительно, зачем бежать сверху и кричать через дверь: «Кто там?» Проще спросить, не спускаясь по лестнице, и, удостоверившись, что свои, нажать кнопку, освободить защелку замка. «Проще-то проще, — возразил он себе, — но уж больно не по-нашему. Издавна велось: гость в дом — радость в дом. А тут… Технизированная радость?..»

Все-то ему хотелось укорить этих немцев, педантичных, чересчур предусмотрительных…

Быстрее всего он сошелся с пятилетней Анике. Пока Луиза и Эльза обсуждали на кухне свое личное, Анике показала ему весь дом. Он был большой: четыре комнаты на первом этаже, холл, он же гостиная и столовая, — на втором. Крутая деревянная лестница вела еще выше. Анике ловко вскарабкалась по ней, торопя Александра настойчиво и капризно, как своего сверстника. Наверху под самой крышей было еще одно помещение, похожее на шатер. Здесь не имелось никакой мебели, и Анике уселась прямо на зеленый палас, приглашая его тоже сесть. Палас был чистый, как лужайка, развалиться на нем, казалось, одно удовольствие, и Александр, присевший на корточки возле Анике, вдруг откинулся на спину. Только теперь он почувствовал, как устал дорогой. В наших вагонах все-таки можно и полежать, а тут приходилось только сидеть, и это сидение, эта почти девятичасовая неподвижность вымотали хуже долгой физической работы.

Анике тоже повалилась на спину рядом с ним, но не улежала и минуты, вскочила, принялась выволакивать из углов игрушки.

— Это твоя комната?

— Моя, — горделиво ответила она.

— Ты тут спишь?

— Я сплю внизу, а здесь играю.

— А если я сейчас усну? Ты мне позволишь поспать?

Анике не ответила. Он полежал, борясь с дремотой, и открыл глаза. Увидел над головой белую полоску бумаги с красиво выписанной фразой: «Erst die Arbeit, dann das Vergnügen» — «Делу время — потехе час». Думал, только в Ольденбурге мода на поучения, а оказывается, в Штутгарте тоже. Вслух прочитал фразу, скосил глаза, ища Анике. Ее не было, исчезла как-то беззвучно. И тогда он расслабился совсем, провалился в быстрый сон, мельтешащий воспоминаниями.