— Женщина, один взгляд которой мог некогда вознаградить меня за эти жертвы и которая теперь царствует надо мной только воспоминанием, потому что она мертва.
— Хорошо ли я вас понял? Вы говорите о Галатее, о моей воспитаннице?
— Действительно, о ней, граф, я любил ее, я поклялся ей никогда не жениться на другой женщине и в залог верности надел ей на палец кольцо моей матери. Я не считал, что нарушаю свое обещание, соглашаясь дать свое имя девушке, с которой император хотел соединить меня, потому что Галатея умерла. Но мертвые вышли из гробов, чтобы упрекнуть меня в неверности. Я навсегда останусь женихом Галатеи.
Воцарилось молчание. Но Раво не мог долго сдерживать своего негодования.
— Ну что, сударь, — обратился он к графу, — довольны ли вы своими кознями? Но я больше не позволю вам заниматься мистификациями! Нет, миллион чертей! Теперь наша очередь, если вам угодно. Сударь, вы сейчас же скажете нам, какова цель этих глупых маскарадов, которые происходят здесь со дня приезда полковника Вернейля. Вы скажете это, или я сумею принудить вас, я подложу огонь под все четыре угла вашего домишки и перебью всех, кто осмелится защищать его!
— Ради Бога, успокойтесь, — тихо сказала виконтесса Раво. — Вы все погубите.
— Капитан, — с упреком произнес Вернейль, — так-то ты держишь свое слово? Но ты, я надеюсь, попросишь прощения у графа за эти угрозы.
— Очень сожалею, Арман, но я ни от чего не откажусь и не имею привычки просить прощения.
Граф де Рансей презрительно улыбнулся.
— Капитан Раво забывается, где он находится и с кем говорит, — сказал он.
— Я знаю, что делаю! — закричал Раво. — Возможно, я веду себя грубо, и готов отвечать за это, гром и молния! Но я скажу все, что у меня на душе… Можно ли поступать так с родственником, как поступали вы с полковником Вернейлем. Едва двое суток прошло, а он уже чуть жив, чуть не сумасшедший… Но я не допущу закончить то, что так хорошо начали. Граф де Рансей, вы сейчас же объяснитесь, сейчас же скажете, зачем разыграли здесь шутовскую комедию, которую некоторые имели несчастье принимать всерьез!
— А что будет, сударь, — надменно спросил старик, — если я не захочу выполнять такое дерзкое требование?
— Что будет? — повторил Раво. Глаза его горели, на губах выступила пена. — Я покажу тебе, злобный старик, как жертвовать жизнью и разумом одного из храбрейших солдат императора в угоду глупым химерам!
Он бросился к графу, намереваясь ударить его. Виконтесса пронзительно закричала. Виконт и Арман вряд ли бы справились с капитаном, сила которого удвоилась от бешенства, если бы на шум не прибежали Гильйом и несколько слуг. С их помощью Раво усадили в кресло и держали до тех пор, пока он не пообещал вести себя прилично.
