Лишь одного не удавалось покорить никакой хитростью. В семнадцать лет юному Хрольфу велено было идти в викинг[24]. Умирая от желания отправиться в поход, он отказался. Дитлев, поймав взгляд Гурта, потащил юношу к заливу. Только когда норвежское побережье превратилось в узкую полосу над горизонтом, его освободили. Хрольф тотчас прыгнул с кормы в море. О своем возвращении он возвестил поджогом сарая на утесах — сторожевой башенки часовых, чьей обязанностью было оповещать о внезапном приближении врага, разводя огни на высотах. Гурт уже считал, что в его владения вторглись, а Хрольф сушил свою ало-желтую одежду викинга у горящей сторожки.
Но в восемнадцать ни своенравие, ни страсть к несогласию более не могли удержать его от радостей моря. Герда, выросшая стройной, как молодая лиственница на склоне холма, застегнула пряжку кольчуги Хрольфа и с легким насмешливым поклоном вложила ему в руку «Тюрфинг» — фальшион[25] деда. Хрольф наклонился и коснулся губами шелковистого розового румянца ее щеки. Герда едва заметила эту ласку; но три дня спустя, когда Хрольф был далеко, она вспомнила о поцелуе, складывая его одежду, и чуть покраснела.
И Хрольф испил восторг битвы и вернулся загорелым, и соленое море украсило его лицо короткой рыжеватой бородкой. Герда, подметив сигнал, порхнула к берегу фьорда, и Хрольф, увидев ее белое платье, ступил на землю и встретил ее без обычного поцелуя; и они вместе пошли в бург.
Гурт, завидя их, сказал себе: «Не спешите, мои птенчики! Из вас вышла бы красивая парочка, и ваши крылья быстро растут, но я определенно намерен их подрезать — и время, кажется, пришло».
В полумиле от бурга, в глубине леса, раскинулось озеро, по которому плыл высоконосный челн. В осенние дни Герда часто заплывала здесь на мелководье, в заросли осоки, слушая перекличку моевок или наблюдая за крачками, чайками или скопами. И там, прячась за деревом, Хрольф стоял через два дня после своего возвращения — стоял и смотрел на нее. Он ни за что на свете не смог бы объяснить, почему прятался. Озеро было залито послеполуденным светом заходящего солнца, а посреди его была Герда, вся в сиянии, волшебная, с опущенной головой, а грудь ее то и дело вздымал неслышный вздох, подобный нежной тревоге, покачивавшей уток на мягкой зыби озера. Вскоре, бросив почти безотчетный взгляд, она заметила краешек красного рукава, побледнела и вздрогнула так, что уронила весло в красную от закатных лучей воду.
