— Доброе утро, Тихон Игнатьевич, что ж Вам все покоя нет? В такую рань и уже весь в делах? Умаялись, небось? — пропела я елейным голосом.
А кто сказал, что женщина от бесплатного стриптиза добреет? Это, если представительница прекрасного пола вдоволь сыта мужским вниманием да ласками, то данное представление — услада для ее очей, а если барышня на сухом пайке и испытывает, так сказать, «голод», то эти дразнилки только злят ее и вызывают неконтролируемую агрессию. Поэтому извиняйте, сами напросились.
— Да вот Баба Яга попросила по хозяйству помочь, — почувствовав неладное, оправдывался стрелец.
— А рубахи вы сняли, чтобы не порвать? — продолжала я, мурлыкая.
— Баба Янина захотела простирнуть, сказала, что пока мы ехали с царских конюшен, они запылились, — пытаясь загладить свою вину, докладывал мужик.
— А сейчас, я смотрю, вы от работы совсем взопрели. Может, мне тебе на спинку в баньке полить? — уперев руки в боки, зло шипела я.
— Да что вы, Мария Васильевна. Как можно Вам так утруждаться? — мотая головой, оправдывался стрелец.
Он быстрым шагом подошел к колодцу, находящемуся в трех шагах от меня, взял ведро, полное воды, и опрокинул себе на голову. Струи полились по его волосам, бороде, плавно пробегая по высоко вздымающейся от работы груди, ласково омывая стройные бока, намочили штаны. От столь аппетитного зрелища мое сердце часто забилось, руки стали подрагивать, а в пальцах появился непреходящий зуд от желания притронуться к живому Давиду. Фигура Тихона отличалась от экспоната, стоящего в музее имени Пушкина, только наличием мокрых штанов и бороды. Старший стрелец бросал на меня призывные взгляды, отчего у меня проснулось чувство самосохранения и ответственности за любимое дитятко. Я отчаянно пыталась проморгаться и успокоиться.
— Что ж, не буду Вам мешать работать и принимать водные процедуры, — заикаясь пожелала я стрельцу, — Увидимся позже, — и поплелась на дрожащих ногах в терем.
Вот, и как в таком состоянии я должна думать о нашем, и так гиблом, деле? Ох, старые перечницы, что-то вы перемудрили с манипуляциями. Моя благодушность из-за вредного характера и так — явление редкое. А тут еще мстительность разлилась по всему организму, подстегнутая разыгравшимся «аппетитом».
Я вошла в горницу под хитро прищуренными взглядами престарелых глаз.
— А вы меня сегодня наповал удивили, — начала я свою «мстю». — И как часто вы себе подразделение симпатичных военнослужащих заказываете для услады глаз, бабулечки мои раскрепощенные?!
