— Втолой — боялин Стоян, лода он худого, хотел пли помощи мзды попасть в советники к отцу, да я плознал и не пустил, — сообщил Елисей.
Я вопросительно взглянула на наших экспертов и получила короткий отчет от бабы Яги:
— Елисей прав, рода он худого, нрава пугливого, на мелкие пакости горазд, но вот, чтобы решиться на убийство царского сына, сомневаюсь.
— Я, Яга Серафонтовна, в Ваших словах нисколько не сомневаюсь, но нужно проверить, — настояла я.
— Так, Машенька, нечего и проверять, он с полгода вместе со всем семейством, как раскрылось злодеяние, уехал подальше от столицы. Забился в родовую деревеньку на болотах, — дополнила сведения баба Янина.
— Так, значит, осталось три варианта. Елисей, давай следующего, — руководила я косеньким.
— Тлетий — боялин Тихомил. Мы с ним на охоте из-за медведя посполили, чья добыча, — вздохнув, сообщил царенок.
Я с открытым ртом начала внимательно оглядывать щупленькую скрюченную фигурку Елисея. И что-то в моем скудном цивилизованном умишке не складывалось. Большой дикий медведь в непроходимом лесу и этот худенький юноша восемнадцати лет.
— А с каким оружием ты на медведя охотился? — пыталась я оправиться от шока.
— Так ясно дело, с логатиной, а Тихомил в моего медведя из лука стлелял, только шкулу пополтил, — раскрываясь с новой стороны, рассказывал Елисей.
Я вновь обратила свой взор к доверенным лицам.
— Боярин Тихомир — советник царя батюшки, и лелеять обиду да месть вершить из-за пустой ссоры не будет. Он свою честь по глупости марать не станет, — серьезно докладывала Яга. — Да и женат он уж лет десять, жена его трех мальчонков родила, и сестер у него нет.
— Вспоминай, Елисей, ты, случаем, не повышал уровень знаний по астрономии у жены боярина Тихомира? — решила я уточнить у поборника образования в районе грядок.
— Нет, ну что Вы, я замужним лекции не читал, пусть им мужья читают, — оправдывался необузданный оболтус.
— Остается еще два кандидата, — вела я подсчет. — Давай дальше душу свою грешную облегчай.
— Четвелтый — боялин Хлабл. Он меня воинскому делу учил, бою на мечах. Да уж больно стлог был. Гонял меня до седьмого пота, я весь синий да зеленый от синяков ходил, ну как ходил больше хломал. Долго телпел, аж целую неделю, потом не вытелпел и отцу нажаловался. Он Хлабла из-за меня наказал и учить заплетил. Сталый воевода с тех пол со мной даже словом не пелекинулся, — ябедничал Елисейка.
На что баба Янина доложила:
— Ну, что ты на старого воя наговариваешь? Ну, как дите неразумное! Он тебя военной науке со всем старанием учил, к нему в воспитанники любой сын боярский мечтает попасть, отцы их немалые деньги готовы платить, ибо наука его трудная, но и ученики его — вои прославленные, первые в нашем войске. А ты, как молоденькая девица, раскудахтался, раскапризничался. Обижают его! Синячки у него на коленках! Еще плакался, что никто в бою не поддается ЦАРСКОМУ СЫНУ!!! Тьфу, стыдоба! — воспитывала внука Янина.
