Вокруг нас по-прежнему расстилалась тьма, но на нее уже никто не обращал внимания. Как-то стало не до упражнений в магии.
Моран слегка надавил мне на спину, побуждая податься вперед. Лихорадочно прошелся по шнуровке корсета пальцами, ослабляя ее. В быстрой, нетерпеливой ласке огладил бедра. А потом резко развернул к себе и смял мои губы в очередном сокрушительном поцелуе. Я вбирала в себя каждое мгновение нашей страсти. Скольжение горячего языка по припухшим губам и нежные покусывания.
Прикосновение кожи к коже.
Не желая терять времени даром, мне велели поднять над головой руки, и сорочка отправилась куда-то за магическую преграду, следом за корсетом. Куда — не видела. Ничего не замечала, кроме него.
Туда же в неизвестность полетели и панталоны. Обнаженная, приникла к мужу, вздрогнула от легкого ветерка, пробежавшегося по коже. Запуталась пальцами в мягких волосах мага, отвечая на сладостный поцелуй. Этот был пронизан нежностью, нежность читалась и в глазах стража. В них отражалась я. Растрепанная, с шальным взглядом.
Переполненная счастьем.
— Я уже говорил, что люблю тебя? — прошептал мне в губы. Отстранился, чтобы стащить с себя рубашку, и снова прижал меня к своей груди, затемненной магической вязью.
— У меня память девичья, поэтому советую почаще об этом напоминать, — улыбнулась, прикусывая и без того искусанную в порыве страсти губу.
— Договорились, — чуть слышный ответ, и меня бережно поднимают на руки, чтобы унести под сень дерева, возле которого была постлана светлая в цветочек скатерть.
Якобы для пикника.
Вот ведь какой предусмотрительный.
— А как же?.. — оглянулась на расползающиеся по земле сгустки смертоносной магии.
Всего каких-то несколько часов назад это была такая красивая лужайка. А теперь на ней сплошные прогалины.
— Полог удержит.
Меня уложили на… скатерть. Видать, вместо бараньего окорока или салата маркиз собирался полакомиться своей женой. Уж больно у него был вид плотоядный. Не теряя времени, Моран склонился надо мной. Удерживая меня за руки, нежно массируя запястья подушечками больших пальцев, накрыл губами левое полукружие груди, сейчас так жаждущее его внимания и ласки. Подразнил кончиком языка вмиг затвердевший сосок. Улыбнулся самодовольно, когда я, всхлипнув, выгнулась дугой, и продолжил сводить с ума.
С каждым мгновением голова кружилась все сильнее и все труднее становилось сдерживать стоны удовольствия.
— Я хочу слышать твои крики, Александрин. — Не просьба — приказ, произнесенный низким, охрипшим голосом, и я, покорная ему, содрогаюсь от сумасшедшего, жаром прокатившегося по телу наслаждения. — Хочу, чтобы ты кричала для меня как раньше.
