«Перетопчешься, перхоть!»
— Вот сучка! — он в бешенстве швырнул аппарат об стену. — Волосникова ко мне!
Когда начальник секретного подразделения личной безопасности генерал Волосников влетел в кабинет, руки шефа слегка тряслись, но голос был твёрд.
— Ставлю задачу. Найти Солнцеву. Выбить из неё всё, что знает про дупло. И закопать.
— То есть, в прямом смысле? — переспросил генерал.
— В кривом! — огрызнулся шеф. — Впрочем, можете сжечь, если вам это доставит удовольствие. Видеоотчёт завтра мне на стол. Иначе поедешь в Урюпинск крышевать тамошних хулиганов. Свободен.
Вика, всё ещё плохо соображая от обиды, потянулась в сумочку за телефоном — позвонить Маше Чубак о своём прибытии, когда водитель объявил:
— Театральная площадь. Конечная.
Она сошла на запорошённый снегом асфальт и огляделась. Перед ней была украшенная ледяными горками и скульптурами площадь, кишащая празднично оживлённым народом. Дети восторженно визжали, скатываясь с гор. Рядом с дедом Морозом возвышался гранитный дедушка Ленин в забавной белой ермолке, и Вика ему улыбнулась. За памятником громоздился дом областного правительства, новое обиталище Маши — мрачноватый артефакт сталинской архитектуры. Уже смеркалось, но окна здания были темны — каникулы. Вика сунула руку в сумочку — и перчатка прошла насквозь, выглянув снизу. Она в ужасе перевернула сумочку и принялась её трясти. На снег выпала косметичка и следом за ней табакерка с кокаином. Больше ничего. Ни телефона, ни денег, ни документов. Номера на память она, разумеется, не знала. Вика уселась в своей шубе в сугроб — и заревела в голос.
Ищейки рыскают в лесу,
летят во весь опор.
Но громко девушка поёт
В Тинвальде среди гор.
В. Скотт
Вика в сугробе почувствовала, как струйки холода, просачиваясь сквозь мех стриженой норки, потихоньку начинают доставать до самых интимных мест тела. Не хватало ещё застудить. Она размазала по лицу слёзы пополам с несмываемой косметикой от «Луи Вюиттон», и решила глянуть, что это за твёрдое врезалось ей в крепко зажатый кулачок. Хвала Всевышнему, это оказалась заветная табакерка. Вика по жизни ненавидела старые вещи, но антикварная золотая кокаинница, вроде как бы от самого Фаберже, что косвенно подтверждалось её яйцевидной формой, была подарком отца. Ей захотелось прямо здесь открыть и закинуться по самые придатки — кокос это то самое, что сейчас требовалось. Но её остановил чей-то пьяноватый возглас:
— Ха! Серый, гляди, Вика Солнцева в сугробе сидит.
