Грач драматично вздохнул – уже седьмой раз за все время ожидания. Я считала.
– Сам попробуй, если тебе так скучно, – сказала я, передавая ему вертел. Он взял его осторожно, двумя пальцами – большим и указательным. Изучив мясо и покрутив вертел в руках, он легкомысленно опустил его в огонь.
Перемена была мгновенной. Сначала я испугалась, что он заметил что-то жуткое за моей спиной, и обернулась, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Но там ничего не было. А на лице у него было все то же выражение: глаза расширенные, полные ужаса, черты неподвижные, как будто он только что получил вести о чьей-то гибели… или умирал сам. Это было ужасно и неописуемо. Я изображала тысячи лиц, но такого выражения не встречала никогда.
Что случилось? Я лихорадочно соображала, пока ответ не пришел мне в голову сам: Ремесло. Для нас изменять сущности предметов было легко и естественно, как дыхание; но фейри было отказано в даре творчества. Оно настолько противоречило всей их природе, что могло их уничтожить. Удивительно, но даже простейшая готовка зайца на костре могла оказаться смертельно опасной согласно законам, которые управляли его народом.
Всего пара секунд, и внешние чары начали рассеиваться, отколупываться, как старая краска, выставляя напоказ истинный облик Грача. Но теперь он выглядел иначе. Высушенная серая кожа, безжизненные глаза… Я как будто наблюдала, как с каждым ударом сердца внутри него – один за другим – гаснут огни.
И я понимала, что если ничего не сделаю, то через пару мгновений его уже не станет.
Я была бы свободна. Я могла бы сбежать, по крайней мере попытаться. Но мне вспомнились лесной храм и алые листья, медленно кружащиеся в воздухе. Выражение его лица, когда он превратился в ворона в моей мастерской. Запах перемен, принесенный диким ветром, и как он позволил мне повернуть свою голову, чтобы взглянуть ему в глаза, полные скорби. Все эти чудеса, которые вот-вот могли обратиться в пыль, не оставив и следа в этом мире.
И я бросилась вперед, чтобы вырвать палку у него из рук.
КОГДА я выхватила у него палку, он громко закричал – пронзительный, мучительный вопль, полный боли и скорби. Его чертам тотчас вернулась живость, и чары постепенно возвратили ему человеческий облик; но он обессиленно покачнулся и еле успел подставить локоть, чтобы не свалиться на землю.
– Изобель, – неуверенно прохрипел он, поднимая на меня глаза.
– Это было Ремесло. – Мой голос звучал как будто издалека – я почти не слышала собственных слов, так сильно шумела в ушах кровь. – Готовка. Когда я предложила, я… не знала. Я понятия не имела.
