Однако, напомнил я себе, это уже больше не прежний Сей Мир, вольный следовать своим вековым мудрым традициям. У меня сложилось впечатление, что христиане считают необходимым сохранять жизнь любым детям, в том числе и безнадёжно больным или ужасающим уродам, пусть даже эта жизнь обернётся сплошной мукой для них самих и их близких и станет кошмаром для окружающих. Правда, я не был уверен в существовании такого закона и решил спросить Алонсо, действительно ли христиане настолько лишены жалости и милосердия? Так или иначе, решать судьбу этого несчастного существа прямо сейчас не стоило, о чём я и заявил повитухе:
— Об этом следует спрашивать не меня. Нецтлин наверняка велел бы тебе избавиться от младенца. Но его нет, и решение теперь за одной лишь Ситлали. Мы подождём, пока она проснётся.
— Я хочу оставить ребёнка, — заявила Ситлали, когда после пробуждения я обратился к ней со словами сочувствия и утешения.
Она полностью осознавала, какие несчастья на неё обрушились, но, похоже, сейчас воспринимала их с большим самообладанием, чем накануне ночью.
— А ты подумала, с чем тебе придётся столкнуться? — спросил я. — Мало того что ты будешь вынуждена постоянно находиться при нём и ухаживать за ним, даже когда он станет взрослым, так ещё и всю жизнь тебя будут презирать соплеменники, особенно жрецы. Люди станут над тобой насмехаться. А что за тонали уготован твоему сыну? Жизнь в полной зависимости от матери. Невозможность просто обслуживать себя, не говоря уж о преодолении хотя бы незначительных трудностей. И вдобавок полное отсутствие надежды на то, что ему удастся каким-то образом заслужить в этой жизни грядущее блаженство в Тонатиукане. Ведь ни один тональпокуи никогда не посмеет даже свериться со своей книгой предзнаменований, чтобы дать этому ребёнку благоприятное имя.
— Значит, — отозвалась Ситлали, ничуть не смутившись, — его единственным именем будет имя, данное по рождению. Вчера ведь был день Второго Ветра, не так ли? Ну что ж, пусть мой сын зовётся Оме-Ихикатль. Самое подходящее прозвание. У ветра тоже нет глаз.
— Ну вот, — сказал я, — ты сама произнесла это вслух. Оме-Ихикатль никогда даже не увидит тебя, Ситлали, никогда не узнает, как выглядит его собственная мать, никогда не женится и не подарит тебе внуков, не сможет стать тебе опорой в старости. Ты ещё молода, красива, искусна в своём ремесле и имеешь славный характер, но при всех этих достоинствах тебе вряд ли удастся найти себе другого мужа с таким тяжким приданым. Между тем...
