Пересмешники | страница 14
– Да, Амазонка.
– Просто бегунья. И что?
– Ты теперь презираешь других спортсменок? – спросила я, пока мы спускались по задней лестнице. Порой Т.С. так делала. У нее была своя система иерархии для спортсменов и команд. Главное не задевать ее, иначе она будет говорить день и ночь.
– Бег – это просто скорость. В футболе важны скорость, навыки и форма.
Я же говорила…
– Кстати о футболе, – начала я, – вернемся к моей сестре. Зачем ты позвала ее? Зачем она придет? Почему мы встречаемся тайно?
– Мы не встречаемся тайно, – заявила Т.С., открывая заднюю дверь. По нам ударил холодный воздух.
– Встреча в Комнате капитанов довольно скрытная. Что такое, Т.С.? – я хотела даже назвать ее настоящим именем, но помнила об обещании.
– Ничего, – сухо сказала она.
– Тогда откуда такая спешка?
– Поговорим пока о другом, – сказала Т.С., мы пошли по двору к спорткомплексу. – Например, о нашем весеннем проекте. Я уже догадываюсь, что буду делать.
Я сдалась, зная, что проиграла.
– Что ты будешь делать? – спросила я, мы миновали Макгрегор–холл.
– Стереотипы. Я писала об этом в блоге. Даже говорила об этом с Кейси прошлой ночью.
– О блоге?
– О весеннем проекте про стереотипы. Есть ли в них правда. Когда на них можно полагаться, а когда нет.
– И твой вывод?
– Я думаю, что они на чем–то основаны. Они начинаются с крупицы правды. И начинают жить сами.
Я представила, как стереотип встал с кровати, потянул руки и спину, стал больше, словно вырос за миг.
– Как твой стереотип о бегуньях. Что думает Кейси? В них что–то есть? – мои руки замерзали, и я сунула их в карманы, жалея, что не взяла перчатки.
Т.С. покачала головой.
– Нет, она говорит, что стереотипы ошибаются. И ведут к непоправимому ущербу. Я думаю, что они основаны на правде, и нам нужно понимать правду, но порой ломать их. И я решила вежливо не согласиться с Кейси.
– Какие мы вежливые, – отметила я.
– Что ты будешь делать? – спросила она, словно не знала.
– Ты знаешь! Мы это уже обсуждали.
– Я шучу. Я знаю, что ты планировала это с начала года, – сказала Т.С.
Она была права. Я планировала сделать проект по Девятой симфонии Бетховена, любви всей моей жизни. «Ода к радости» – самая известная часть из нее, первое, что я научилась играть. Эта музыка была частью меня, и я бы умерла без нее. Я бы играла ее аккордеоне, слушала на дешевом проигрывателе, если бы не оставалось других вариантов. Я бы насвистывала ее, если бы все инструменты на земле были разбиты.
Ирония была в том, что Бетховен ударил всех пианистов по лицу Девятой симфонией. Там не было части для пианино. Трубы, гобои попали в величайшую симфонию, а пианино – нет. Но потом венгерский композитор Ференц Лист перевел работу Бетховена для пианино. Я уже за это любила Ференца Листа. Так что я собиралась посвятить проект Девятой симфонии. Но возле гимназии во рту словно появилась грязь, пока я думала о нотах «Оды к радости», Потому что моя песня вдруг напомнила мне о Картере. Я слышала ее в его комнате.