Красный блокнот, или Парижский квест «Cherchez la femme» | страница 35



Автор ласково улыбался читателям и подписывал книгу за книгой, попутно один за другим опустошая стаканчики глинтвейна.

– Все нормально? – спросил Лоран, подходя к столу.

– Все отлично, – ответил Пишье.

– Уже тридцать экземпляров продали, – шепнул ему на ухо Лоран.

Пишье одобрительно кивнул и поздоровался с очередной читательницей:

– Добрый вечер… Натали!

Его губы тронула заговорщическая улыбка, а глаза уперлись в вырез ее платья.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – изумилась читательница.

– На вас написано, – прищурив глаза, ответил он.

Женщина машинально поднесла руку к горлу – на шее у нее висела на цепочке позолоченная пластинка.

– Вы понимаете иероглифическое письмо? – с восхищением ахнула она.

– Я ведь написал «Песчаные слезы», – сказал Пишье, кладя руку на стопку книг. – Роман, в котором действие происходит в Египте. Пока собирал материал, выучил.

– Я сейчас, – неожиданно бросил Лоран и, расталкивая локтями толпу читателей, побежал к дальней двери магазина, выходившей в подъезд жилой части дома. Он взлетел по ступенькам, открыл квартиру, включил свет, подошел к игральному столику, схватил брелок с ключами и уставился на пластинку, покрытую иероглифами. Только сейчас до него дошло: никакой это не брелок. Это кулон – наподобие того, что носила читательница по имени Натали. Его просто прикрепили к кольцу для ключей. Он выскочил на площадку, хлопнув дверью, и помчался вниз.

Читательница попросила подписать две книги: «Песчаные слезы» для мужа и новую для нее. Пишье старательно выводил автограф, когда к нему подлетел Лоран. Тут вышла заминка. Читательница завела рассказ о старинном семейном анекдоте, случившемся с ее прабабушкой в 1914 году, – история поразительным образом напоминала описанный в романе эпизод. Наконец она умолкла и распрощалась. Лоран слегка отпихнул двух других читателей, дожидавшихся своей очереди.

– Можно вас на минутку? – спросил он Пишье. – Что тут написано?

И он положил на обложку одной из книг связку ключей. Пишье взял ее в руки и погрузился в изучение иероглифов.

– Да… – пробормотал он. – Да… Лора… – Он повернул табличку другой стороной. – Ва… Ва… Валадье.

Лора Валадье.


Молчание – золото. Табличка с этими словами, собственноручно прибитая над входом в мастерские Альфредом Гардье (1878–1949), отныне наполнилась для Уильяма особым смыслом. Вот уже четвертые сутки Лора не приходила в сознание. Напрасно профессор Больё его успокаивал, объясняя, что проведенное накануне сканирование мозга не выявило патологии, – столь долгая кома не сулила ничего хорошего. Он приподнял кончиком ножа листок, перенес его на подушечку телячьей кожи и легонько подул. Листок лег ровным прямоугольником. Он разрезал его на две части, провел по щеке собольей кисточкой и ловким жестом подхватил половинку листка – под действием статического электричества тот скользнул на влажный слой болюсной грунтовки, наложенной на деревянную поверхность. Уильям придавил листок запястьем. Листок сусального золота в одно мгновение облепил все выпуклости и заполнил все трещинки грунтовки, присоединившись к другим семидесяти пяти листкам, уже наложенным за утро. Еще два таких же, и работа по реставрации трюмо с гербом графа Ривая будет почти закончена. Останется отполировать поверхность агатом, чтобы золото чуть потускнело и приобрело старинный вид.