— Не то слово! Это я ещё отучила его выражаться при Егорке! Он хороший, правда, жена у него умерла года три назад, вот он, с того времени совсем и сдал. А так он, знаешь, воевал тут где-то, у него наград всяких — пиджака под ними не видно. Потом метро строил. Обе комнаты остальные — их с женой, та, что посередине, так и стоит закрытая. Пусти, говорю ему, жильцов, деньги хоть будут, что там твоя пенсия? Не хочет. Егорка — локти! А так он и с Егоркой сидит, когда надо, и телевизор мы у него смотрим, и помогает, что тут починить или порядок навести. Пьет только много, но домой никого не водит. Жалко его, а не слушается — кол на голове теши. Егорка, не жди — котлета сама себя не съест. Слава — ещё подложить?
— Ой нет, Маша, так вкусно, что съел бы и ещё, но боюсь лопнуть! Спасибо. Ты сама-то и не ела почти ничего!
— Да я устала что-то, да и напробовалась, пока готовила. Я чаем потом с пряниками. Посуду в ванную, будьте добры.
— А чего в ванную? Вон же умывальник у вас.
— Слушай, течёт внизу там, как Ниагара, Петрович говорит, что не барское это дело — умывальники чинить, и вообще он электрик, а сантехника никак дозваться не можем.
— Ну-ка я посмотрю. Я инженер же, как ни крути! Фонарик есть?
Поковырявшись под раковиной минут пять, открыв и снова закрыв воду, Слава вынес вердикт:
— Десять минут работы, но прокладки нужны. Я бы завтра мог сделать. Какие у нас планы на эту замечательную субботу?
— Кино! — поднял руку Егорка.
— Музей! — подняла руку Маша.
— Мама, — не согласился Егорка, — я маленький, меня слушаться надо!
— А я — женщина, как ни крути, но мне уступать нужно!
— Ну это не честно!
— А что вы кипятитесь-то оба? С утра зайду — починю кран, потом в кино, а оттуда уж в музей, что за проблемы-то?
— Ну… как-то, может, неудобно…
— Маша, а как мне было неудобно с тобой вчера знакомиться, ты бы знала! Теперь твоя очередь, потерпи уж.
— Хорошо! — вскочил Егорка, — Мама, а спать не пора ещё? А когда будет пора? А это скоро? Ну тогда я с луноходом играть!
Слава помог Маше помыть посуду, они поговорили о том о сём, и он чувствовал, что пора уже идти, хотя страх как не хотелось. Но (и он этому даже удивился) и ничего более того, чтоб смотреть, говорить и слушать он более и не хотел. Нет, ну как, хотел, но не прямо уж чтобы невтерпёж. Так уютно было и спокойно, что уже и хорошо. «Уместно ли поцеловать её в щёку на прощание? — думал Слава, раскланиваясь до завтрашнего дня. — Нет, наверное, совсем рано ещё, надо подождать пока придёт время, но, чёрт, оно же ни разу ко мне не приходило, оно же только уходит. А, руку! Можно же просто поцеловать руку. И надо спросить, что это у неё за духи, но не сейчас, а потом, как-нибудь невзначай…»
