И это была правда. Лишь несколько недель спустя сидели мы себе спокойно, занимались своими делами и, не успев сообразить, что произошло, оказались замешаны в охоту. Обычно когда мы слышим охотничий рожок, то загоняем кошек домой, удостоверяемся, что Аннабель находится там, где не может напугать лошадей, и на том успокаиваемся. На сей раз, однако, это была первая охота в сезоне, они использовали каких-то других гончих, и к тому времени, как охота закончилась и лиса ловко скрылась в лесу, они часть этих гончих растеряли. Пять с половиной пар, по словам егеря, который к тому времени сменил свою лошадь на фургон, чтобы пуститься на их поиски. Если они появятся у нас, не могли бы мы их придержать?
Перевожу: пять с половиной пар означает одиннадцать собак. Вопрос, как мы придержим одиннадцать возбужденных молодых гончих, если они выйдут на нашу орбиту, совершенно ускользнул от нашего внимания. Испытывая жалость к потерявшимся собакам, мы сказали, что все сделаем, – хотя на деле той одной, которую удалось поймать, было больше, чем достаточно.
На самом деле не столько мы ее изловили, сколько она сама нам сдалась. Мы возвращались домой, заперев на ночь Аннабель, когда лимонно-белая фигурка ткнулась в нас в сумерках, заискивающе извиваясь, и объявила, что потерялась. Поэтому, приведя ее в сад и дав пару печений, стали думать, что делать дальше. Желанием же собаки, когда она обнаружила, что остальной своры в саду нет, было перескочить через стену и отправиться искать товарищей. Поэтому мы посадили ее, не имея собачьего поводка, на уздечку Аннабель.
Дженет позже призналась, что подумала, уж не мерещится ли ей, когда, выглянув в окно под вечер, она увидела сквозь быстро спускающуюся темноту, как я вроде бы промелькнула мимо с собакой Баскервилей. Это действительно была я. Не успели мы взять гончую на импровизированный поводок, как услышали неподалеку охотничий рожок, и Чарльз сказал, что если я побегу (сам он бежать не может по причине больной спины), то успею перехватить егерей, и это сэкономит нам массу забот.
Когда я туда добралась, егеря, разумеется, уже уехали. В следующий момент проклятый рожок, как некий новоявленный рог Роланда, доносился уже с холма над Долиной, куда егерь в своем фургоне добрался за пять минут, но у меня-то пешком это бы заняло целый час.
Влекомая вниз по Долине возбужденной гончей, я добежала до коттеджа с такой скоростью, с какой не бегала уже долгие годы, и обнаружила Чарльза в том же положении, в каком оставила. Не дозвонившись на псарню, Чарльз позвонил местному полисмену, который сидел за чаем и посоветовал ему позвонить на псарню. «Это все, что я и сам мог бы сделать, понимаете ли», – сказал констебль Коггинс, любезно дав Чарльзу телефонный номер псарни и поспешно повесив трубку, пока его чай не остыл. Поэтому Чарльз вновь позвонил на охотничью псарню, вновь не получил ответа и сидел теперь расстроенный, спрашивая себя, чем все это кончится.
