Замахнувшись, Лили ударила его кулачком по плечу:
— Гад ты!
Поттер возражать не стал. Накрутив на палец прядь девичьих волос, он ткнулся в них носом и зажмурился от удовольствия:
— Вкусно пахнет.
— Да пошел ты! — отпихнула его от себя Лили.
Джеймс со смехом плюхнулся на сиденье.
Лили уселась напротив, демонстративно копируя позу молодого человека: скрестила руки на груди и закинула ногу за ногу. Острое юношеское колено оказалось в опасной близости от её бедра, но она проигнорировала этот напрягающий факт, продолжая с вызовом смотреть в искрящиеся карие глаза.
— Пошёл я? Ну, а допустим, возьму и действительно уйду. Что ты тогда станешь делать, а, Эванс?
— Начну простирать руки вслед и громко-громко плакать.
— Почему не спросишь меня, как я провел лето? — ехидно поинтересовался Поттер.
— Всерьёз думаешь, что я все каникулы только тем и занималась, что пыталась отгадать этот ребус?
— Даже не поинтересуешься, где мой верный Санчо Пансо — Сириус Блэк?
— Ну? — ехидно фыркнула Лили. — И где же он, твой верный Сириус Блэк?
— Неподалеку. И очень занят, полагаю.
— Занят? — снова фыркнула Лили.
— Ага. Занят. Тем, что пытается подцепить мою невесту.
Лили выпрямилась, в испуганном изумлении уставившись на Поттера:
— Какую ещё невесту?
— Просватанную. По нашим обычаям к окончанию школы каждый истинный волшебник должен знать имя будущей супруги. Родители успевают сообщить нам об этом аккурат между шестым и седьмым годом обучения.
Впервые за время их знакомства в глазах Поттера погасли привычные, почти родные искорки веселья.
Информация в голове не укладывалась. Поттер — жених? Бред какой-то!
Казалось, Джеймс так навсегда и останется озорным проказником, умеющим всегда выходить сухим из воды и обращать любую неприятность в шутку. Не отдавая себе отчёта Лили в глубине сердца верила, что он будет вечно свободным и легким, как ветер — её никогда не взрослеющий Питер Пэн.
И — вот…
— Ты — помолвлен? — голос невольно дрогнул. — С кем?
— С Марион О*Нилл.
— С равенкловской блондиночкой-ирландкой? О, нет!
— Родители как-то забыли поинтересоваться твоим мнением на этот счёт. Прости.
— Но тебе ведь не может нравиться эта самовлюблённая дура!
— Это почему же она не может мне нравиться? Равенкловцы, например, гордятся красотой Марион почти так же, как слизеринцы — Нарциссой, а мы — тобой.
— Для равенкловцев привычнее гордиться умом, а не физиономией.
— Ладно! Ты права, Эванс. При всех её многочисленных достоинствах, кои не берусь отрицать, прекрасная Марлин меня совершенно не волнует. Но это ничего не меняет.
