— Гаитэ, то, что ты говоришь ерунда…
— Вовсе нет, — перебил в задумчивости Алонсон. — Я нахожу предложением юной сеньоры разумным. Мы как следует обдумаем его и, возможно, претворим в жизнь.
Гаитэ счастливо улыбнулась, очень довольная собой.
— Духи послали тебе рассудительную супругу, — улыбнулся Алонсон сыну.
— Я счастливейший из смертных, — в свой черёд улыбнулся Торн. — Думаю, следует выпить за принятое решение? Эй, человек! Вина!
Служка с поклоном поставил на стол серебряный поднос с кубками и глиняном кувшином, не спеша наполнив каждый бокал. Вино с тихим шелестом стекало по стенкам, влажно булькая.
По обычаю, пригубив то, что принёс сам, он с поклоном подал напиток господам.
Торн и Алонсон отсалютовали кубками.
— А ты, Гаитэ? Не выпьешь с нами? — добродушно поинтересовался император.
— Благодарю, Ваше Величество, но я не терплю вкуса вина. Предпочитаю что-то более лёгкое и сладкое.
— Как пожелаете, — Алонсон сделал несколько маленьких глотков. — Сын мой, мы счастливы вашим счастьем. Небо даровало вам лучшую супругу, какую только может пожелать смертный. А нашим поданным со временем достанется добрая и мудрая королева.
Слова вдруг застыли у него на устах. Император застыл, простирая руки вперёд в странном жесте.
Гаитэ замерла, с удивлением глядя на Алонсона. Потом перевала взгляд к Торну, ища поддержки и с ужасом увидела, как муж судорожно схватился за горло, словно пытаясь вздохнуть прямо через трахейную трубку.
Из глаз его потекли две узкие, тонкие алые дорожки крови.
Поражённая ужасной догадкой, она зачем-то схватила кубок, заглядывая в плещущееся, алое вино, словно по его виду и запаху можно было определить яд.
Но жидкость оставалась просто жидкостью.
Гаитэ с досадой швырнула кубок на пол.
Из горла Алонсона кровь хлынула фонтаном, и он повалился на пол, забившись в конвульсиях.
— Нет! — неистово закричала Гаитэ.
Впрочем, она не осознавала, что делает, словно флюгер на ветру поворачиваясь то в сторону отца, то в сторону сына.
— О, нет… Помогите! Кто-нибудь! Стража!
Гаитэ колебалась недолго. Она бросилась к мужу, не сумевшему удержаться на ногах и оседающему на пол.
— Виночерпай, подлец! — хрипел Торн, бессознательно цепляясь за Гаитэ.
Распахнулись двустворчатые тяжёлые двери. Гаитэ как сквозь вату слышала, как кто-то кричал: «Лекаря! Быстрей!».
Но что такого мог сделать врач, чего не могла она?
Как же страшно! Как страшно, когда помощь приходится оказывать самым близким. Ноги подгибаются, руки и голос не слушаются. Но если не помочь, если промедлить, испугаться, дать слабину, через минуту-другую будет поздно. Счёт идёт на секунды.
