— Миленько, — одобрила я.
— Я схожу за продуктами. — Уведомили меня. — Тут рядом купальни — так что дым особого внимания не привлекает, но костер все равно надолго разводить нельзя. Пока передохни немного, хорошо?
И ушел через ту же дыру, через которую мы пришли. Я постояла немного и решила продолжить начатое Неором: сняла с Чувака сумки, вытащила все одеяла и постелила их в том углу, который казался мне наиболее удачным (дальний слева от входа). Потом я достала свою расческу, купленную перед отъездом, и расчесала свои волосы.
Потом позвала Чувака и стала его расчесывать. Как-то в процессе этого умиротворяющего обычно занятия, я мыслями снова и снова возвращалась к родителями. И, хотя я дала зарок не жалеть о содеянном, я все равно очень хотела поговорить с мамой о Неоре и с папой о Чуваке. У меня тут столько всего происходит и должно еще произойти, а я не могу им рассказать. Всю жизнь могла, а теперь не могу. Потому что это уже другая жизнь. Так мне стало тошно, что я и не заметила, что по моему лицу уже давно слезы проложили теплые дорожки. Мне не было себя жалко, нет. Мне было просто плохо.
Меня, наконец, догнало осознание того, что все, что я знала раньше, закончилось. Это другой мир, другая жизнь. Здесь я, кажется, собралась замуж, но у меня нет людей или хоть кого-то с кем я могу разделить свои мысли, кроме моей огромной и пушистой собаки. Я уже давно отложила расческу и перестала плакать. Теперь я просто сидела с Чуваком в обнимку. Легче мне определенно стало. В своей голове, я только что оплакала кончину близкой мне Лены Кирочкиной, погибшей по собственной невнимательности и готова была зажить полной жизнью в качестве Хелены Ицвер.
А еще, в процессе моих слезовыделений, я осознала, что плевать мне, что там к Неору прилагается. Я буду не я, если не попытаюсь. А я очень хочу попробовать себя в этих отношениях.
Между тем я заметила, что Неора нет довольно давно. Это настораживало. И вот стоило мне так подумать, как в лаз начали протискиваться тряпичные мешки. Наши походные запасы пока не были близки к истощению, но если можно питаться свежим, зачем себе в этом отказывать? В след за несколькими сумками в пещерку протиснулся Неор, сияющий как новенький пятак.
Он что-то говорил о своем походе до рынка и обратно, рассказывал, как забыл использовать один из амулетов, чтобы набросить личину и не понял, почему на него все таращатся. «Личину?» — встрепенулась я.
— Ты носишь личину? — Удивилась я вслух.
