— Нет, я всё скрывал от неё. Не думаю, что она хорошо воспримет это.
— Но это твоя жизнь.
Верно, моя жизнь. Картер Харрисон. Не "Картер Харрисон" все-американский блондин (спасибо лимонному соку), голубоглазый, с сияющими белыми зубами (спасибо отбеливателю) актёр. Я — просто Картер. Сомневаюсь, что хочу рассказывать ей больше, но думаю, что уйти из мыльной оперы будет достаточно непросто. Так что я поговорю с мамой об этом и об уроках искусства.
Будет весело.
— Могу я посмотреть твои работы?
Даже то, что Эмма произнесла это незамысловато перевернуло мой мир сверх на голову. Это всегда меня пугало.
— Я никогда и никому не показывал мои работы. Может и глупо, но они личные.
— Я понимаю, о чём ты. — Эмма кивает. — Также себя чувствую со своими песнями. Но для меня это проще — только Софи поёт мои песни. Это и помогает мне, когда пишу слова. Я не оцениваю себя, интересуясь, найдут ли люди в песнях нечто тайное, ведь не я их исполняю. Софи своего рода мой бронежилет. Полагаю, у артистов нет такой роскоши.
Никогда об этом не думал в таком ключе. Эмма, которая обладает невероятной способностью поддерживать, так неуверенно чувствует себя по поводу песен. И я никогда не осознавал, насколько она нуждается в Софи. Моя точка зрения учитывала перспективу Софи, это Софи нужны были песни Эммы.
Видимо мы оба по-своему прячемся.
— Что ж, когда-нибудь я покажу их людям. А пока мне следует тебя предупредить, я не Тревор Парсонс.
— Тревор с чего-то начинал. Ты знаешь, с ним было бы круто пообщаться.
Я засмеялся. Эмма всё сделала таким простым. Но, наверное, так и есть. Куда сложнее сохранять искренность, когда говоришь что-то типа: "Чёрт, Чэрити, я не умею читать мысли, я просто парень, пытающийся донести до тебя свои чувства".
На следующее утро на пробежке в Центральном Парке я продолжал думать о нашем разговоре с Эммой. Бег помогает прояснить мысли и мне это нужно перед тем, что ждет меня дома. Я возвращаюсь в нашу квартиру в Западном Центральном Парке и нахожу маму на кухне, читающую сценарий.
— Дорогой, я сделала для тебя несколько яиц.
Я подхожу к столу, забираю яйца и наливаю стакан апельсинового сока.
— Никакого сока — слишком много сахара.
Я сажусь и ничего не говорю.
— Нервничаешь из-за школы в понедельник?
Я качаю головой. Нет, из-за этого не нервничаю. Но вот о разговоре, который собираюсь завести сейчас, вполне. Думаю "в ужасе" — это самое подходящее слово.
— Мне надо поговорить с тобой.
