— Да. — Мой голос дрожит. Мне требуется некоторое время, чтобы восставить его. — Простите, да. Я надеюсь, поступить в школу искусств на следующий год, но у меня нет официального обучения. Собираюсь пройти базовый курс этим летом, но так как не имел критических замечаний от кого-либо, мне нужно просто знать…
Слова пугают меня. Мысль о том, что я могу услышать, пугает меня.
— Мне просто нужно знать, есть ли хоть какие-то задатки. Если ль надежда. Я действительно нуждаюсь в честном мнении, мистер Сэмюэлс. Понимаю, что мои рисунки покажутся дилетантскими по сравнению с тем, что вы видите каждый день. — Я указываю на картины, развешенные на стенах с разных выставок, которые он курирует. — Уверен, вы можете представить, что есть многие, кто приукрашивают вещи касаемо меня из-за того, кем являюсь. Но ничто из этого не помогает мне, поэтому я очень хочу услышать, что вы думаете о моих работах, где нужно что-то поправить… и есть ли хоть что-то, что поможет мне попасть в школу искусств.
Мистер Сэмюэлс кивает и открывает моё портфолио. Один за одним он перекладывает мои наброски и рисунки на стол и изучает каждый их кусок. Я решил показать ему микс моих работ: карандаш и угольные рисунки, рисунки, выполненные в разных стилях. Но большую часть портфолио заполнено моими набросками. Так как я держал мою страсть к рисованию в секрете, мне не хватало смелости закончить рисунки, пока несколько месяцев назад не наступил тот самый момент.
Мистер Сэмюэлс вешает несколько рисунков на стену и отступает назад, изучая работы по моим ощущениям вечность. Я не могу судить о реакции по лицу и пытаюсь не смотреть. Последнее, что мне надо, так это то, чтобы человек, собирающийся вынести важнейший вердикт в моей жизни, почувствовал себя неловко. В конце концов, это не его судят.
Можно подумать я к такому привык, но всё в прошлом. Мне неважно актёрство, поэтому в этом плане не так важны и мнения, не так как сейчас.
Я решаю сложить трясущиеся руки вместе, чтобы унять дрожь. На запястье замечаю красное пятно и пытаюсь стереть его.
После кажущейся вечности (хотя вероятно прошло только десять минут… десять долгих, мучительных минут), мистер Сэмюэлс садится и снимает очки.
— Вам нужна правда, ведь так? Есть хорошие новости и есть плохие, но поправимые.
В горле застывает комок. Что если хорошая новость заключается в том, что я всегда могу вернуться к актерству?
— На это я и надеялся, сэр.
Он берет два моих черно-белых наброска карандашом: на одном изображена Эмма, играющая на пианино, на другом — мама читает книгу.
