Созданы друг для друга | страница 51



– Где мы?

– Это андерграундный скейт-парк! – бросает Джейсон через плечо и начинает бегать и прыгать по рампам. – Круто, да?

– Но что мы здесь делаем? – Я все еще немного растеряна: крики скейтеров, эхом отражающиеся от стен, постоянное мельтешение, яркие краски – от всего этого у меня кружится голова. – Ты, похоже, забыл, что мы должны писать эссе о культуре искусстве?

– Шутишь? Да тут полным-полно культуры и искусства, – говорит Джейсон и уходит к покрытому граффити бетонному барьеру в дальней части парка. – Может, даже больше, чем в старой, скучной Национальной галерее.

Я решаю пропустить мимо ушей комментарий о «старой» и «скучной» Национальной галерее (вообще-то 187 лет – просто ерунда для города, основанного римлянами в 43 году нашей эры) и следую за Джейсоном к стене. Он проводит рукой по растрескавшемуся, шероховатому бетону, покрытому довольно впечатляющими граффити. Тут нет ни определенного сюжета, ни узора, просто завитки и взрывы краски. Но цвета настолько яркие и насыщенные, что кажется, будто рисунок объемный. Чем-то напоминает Мондриана, которого мы видели утром в Тейт.

– Круто, да? – спрашивает Джейсон, скользя пальцами по стене. У него такие ярко-рыжие волосы, будто он сам часть этой насыщенной картины.

– Ага, – признаю я и подхожу к огромному валуну. Он лежит ближе к реке, расписанный, как какое-то психоделическое пасхальное яйцо.

– Спасибо, – говорит Джейсон и делает в шутку легкий поклон. – Лучше, чем Национальная галерея?

– Я все равно хочу увидеть «Подсолнухи», – отвечаю я, не желая так просто сдаваться. – Но это и правда прекрасно.

– Такой ответ меня устраивает, – произносит Джейсон с улыбкой, словно мальчишка, получивший пятерку за свою первую контрольную.

Он слегка отталкивается рукой от стены и отходит к другой – с трафаретными рисунками. Конечно, это не Бэнкси, работы которого я видела в интернете, но очень похоже на его стиль. Цепочка нарисованных аэрозольной краской черных крыс изображает эволюцию человека. Рядом несколько неуклюже выведенных анархистских символов, однако детализация большинства рисунков поражает. Посреди стены как будто бы дыра в бетоне, через которую видно оживленную улицу. Мне приходится подойти на несколько шагов ближе, чтобы понять, что это тоже нарисованная баллончиком иллюзия.

В углу скейт-парка парень в обтягивающих гранжевых джинсах и в еще более обтягивающей (и, как я понимаю, шутливой) футболке с изображением Джастина Бибера настраивает гитару, усеянную потрепанными, облезающими наклейками. Он перекидывает кожаный ремень через плечо, и я жду, что сейчас зазвучит плохой кавер на какую-нибудь новую песню в стиле эмо-панк. Но вместо этого парень начинает нежно перебирать струны, играя первые ноты моей самой любимой песни битлов – «Here, There, and Everywhere». Я сражена его талантом: кавер прекрасный – медленный, с приятными риффами. Я закрываю глаза, слушаю и на минуту даже забываю о похмелье. Живое исполнение «Битлз» на берегу Темзы – идеальный лондонский момент.