Из-за угла вынырнула давешняя троица оборванцев в хламидах, сияя зловещими ухмылками на немытых рожах.
Преградив Тухасу путь, они еще шире защерились. В их руках появились сучковатые дубинки, а в руках самого дородного - видимо, предводителя сверкнул алым отсветом короткий выщербленный меч.
- Приветствую, высокий господин, - произнес главарь шайки с издевкой. Куда путь держишь?
Сопровождающие не нужны? А то щас дороги опасные, того гляди, последний грош отберут...
Рука Тухаса метнулась к голенищу... и застыла на полпути - Тухас внезапно осознал, что забыл кинжал - свое единственное оружие - в комнате в корчме. Беззвучно выругавшись, Тухас медленно попятился боком в сторону околицы. Разбойники дружно заржали, глядя на его попытки, и расслабились, видя беспомощность своей жертвы... Это была вторая их серьезная ошибка.
Первой ошибкой было само нападение.
Тухас почувствовал гнилостный запах, а под ногами зачавкала влажная трава. За его спиной оказались кучи прелой соломы, к которым он старательно отходил. Медленно наступая на него и зловеще поигрывая оружием, разбойники сыпали своими "профессиональными" шуточками.
- Поделись с ближним своим, и останешься жив, - завел свою песню главарь. - Мне нравится твой плащик...
- Мне он тоже нравится, - сообщил Тухас, внезапно выпрямившись и гордо расправив плечи. - Даю вам последний шанс. Вы еще можете отступить, и тогда я пощажу вас, добавил он жестким голосом. Глаза его загорелись странным огнем.
Разбойникам шутка сильно понравилась, они снова дружно заржали, лишь их главарь озабоченно напрягся...
слишком уж уверенно звучал голос странника. Муха-Фонарь не был бы главарем шайки, если бы не умел чувствовать силу в людях... А в этом человеке таилась странная сила...
- Что ж, - отрезал Тухас, - вы сделали свой выбор.
Чуть пригнувшись, Тухас слегка прихлопнул ладонью, затянутой в черную кожаную перчатку, по копне прелого сена.
- Восстань, Орий... - прошептал он еле слышно и отошел на шаг в сторону.
Сухая трава зашевелилась, копна начала медленно разваливаться, опадая пучками с встававшего человека.
Вернее, с того, что раньше было человеком...
Солома висела на заляпанной засохшей кровью одежде, путалась в оборках драного плаща, вплелась в свалявшиеся волосы, торчала из выбитой глазницы правого глаза... От виска до нижней челюсти был содран целый лоскут кожи, обнажая страшный голый череп, на котором деловито уселось несколько мух.
