Но даже эта картина не могла прогнать мысли о потерянном времени. День открытия Государственной Думы – двадцатое февраля – был для меня несчастным днем. Я дожидаюсь полного сбора оленей в лихорадочном нетерпении. Сейчас уже десятый час, а стадо далеко ещё не согнано. Потеряли здесь сутки: теперь уже ясно, что раньше 11–12 ч. выехать не удастся, да до Оурви отсюда ещё вёрст 20–30 по плохой дороге!.. При неблагоприятной комбинации обстоятельств меня могут сегодня нагнать. Если допустить, что на другой же день полиция хватилась, и от кого-либо из бесчисленных собутыльников Никифора узнала, по какому пути он поехал, она могла ещё 19-гo в ночь нарядить погоню. Мы едва отъехали 300 вёрст. Такое расстояние можно сделать за сутки-полтора. Следовательно, мы как раз дали неприятелю достаточно времени, чтоб догнать нас. Эта задержка может стать роковой.
Я начинаю придираться к Никифору. Ведь я говорил вчера, что нужно немедленно съездить за стариком, а не ждать. Можно было ему накинуть несколько лишних рублей, только бы выехать с вечера. Конечно, если б я сам говорил по-остяцки, я бы всё это устроил. Но потому-то я и еду с Никифором, что не говорю по-остяцки… и т. д.
Никифор угрюмо смотрит мимо меня.
– Что ж ты с ними поделаешь, когда не хотят? И олень у них раскормленный, балованный, – как ты его ночью поймаешь? Ну, да ничего, – говорит он, поворачиваясь ко мне: – доедем!
– Доедем?
– Доедем!
Мне тоже начинает сразу казаться, что ничего, что доедем. Тем более, что уж вся поляна сплошь покрыта оленями, а из лесу показываются на лыжах остяки.
– Сейчас будут имать оленей, – говорит Никифор.
Я вижу, как остяки берут в руки по аркану. Старик-хозяин медлительно собирает петли на левой руке. Потом все они долго перекрикиваются о чем-то. Очевидно, уславливаются, вырабатывают план действий и намечают первую жертву. Никифор тоже посвящён в заговор. Он всполошил какую то группу оленей и погнал её в широкий промежуток между стариком и сыном. Работник стоит дальше. Испуганные олени мчатся сплошной массой. Целый ручей голов и рогов. Остяки зорко следят за какой-то точкой в этом потоке. Раз! Старик бросил свой аркан и недовольно покачал головой. Раз! Молодой остяк тоже промахнулся. Но вот безносый работник, который на открытом месте, среди оленей, внушил мне сразу уважение своим стихийно-уверенным видом, метнул аркан, и уже по движению его руки видно было, что он не промахнётся. Олени шарахнулись от верёвки, но белый большой олень с бревном на шее, сделав два-три прыжка, остановился и завертелся на месте: петля опутала его вокруг шеи и рогов.
